Анна и Сергей Литвиновы - Три последних дня

Однако все равно требовалось вернуть медкарту Евдокии Васильевны Корешковой (которая не подозревает и подозревать не будет, что стала участницей почти шпионской истории). Поэтому свою операцию Валерий Петрович привязывал географически к поликлинике – зачем ему два раза таскаться! Узнали бы о таком планировании его кураторы, всыпали б ему по первое число. А уж если б проведали, на что он тратит обретенные в разведшколе навыки и шпионский опыт, дело могло до трибунала дойти.

Но не было кураторам больше никакого дела до Ходасевича, а докладывать им о своей художественной самодеятельности он уж точно не собирался.

Экс-полковник вернул карту гражданки Корешковой в регистратуру самолично. Он не боялся столкнуться нос к носу с главврачом – вряд ли тот узнал бы его. Потому как Валерий Петрович пребывал сегодня в совершенно другом образе. Темные очки – несмотря на пасмурную погоду. Золотой перстень. Водолазка под горло. Золотая цепь поверх водолазки. А главное, все стало иным: манеры, жесты, походка. Типичный быковатый авторитет. Или авторитетный бык. Ничего общего со вчерашним суетливым дедком.

Образ криминального амбала мог бы пригодиться Ходасевичу, если бы пришлось исполнять второй, запасной вариант. Однако сработал план «а»: на стоянке на заднем дворе поликлиники отдыхал «Опель Астра», принадлежащий, судя по номеру, гражданину Обыденнову. Какая удача!

Ходасевич пересек площадку, где стояли машины – вроде бы в соседний двор идет мужик по своим авторитетским делам. По пути осмотрелся. Камер наружного наблюдения не заметил. Да и те, что, возможно, есть, почти наверняка не видят «опелек». А если вдруг даже видят – слишком далеко расположена машина от здания поликлиники, лица полковника будет не разглядеть.

Валерий Петрович занял позицию в небольшом стихийном лесочке, который разросся меж лечебным учреждением и ближайшим домом. Замер. В феврале темнеет рано, и его мощная фигура слилась в полусумраке с деревьями.

Он ждал Обыденнова. Будет, конечно, неприятно, если тот вдруг решит подвезти кого-то из своих коллег – неважно, мужеска или женска пола. Тогда операцию придется отменить. Свидетели экс-полковнику не нужны.

К машине Обыденнов подошел только около девяти. Открыл дверцу, автомобиль вспыхнул приветственным светом. Стал усаживаться на водительское сиденье. И тогда Валерий Петрович – так быстро, насколько только мог – бросился к авто, распахнул заднюю дверь – ах, хорошо, что хозяин не успел заблокировать! – и плюхнулся на сиденье позади объекта. Гаркнул: «Не двигаться! Руки на руле держать! Не оборачиваться!» Выкрики должны были парализовать волю объекта. Напугать его до смерти.

И Ходасевич сразу приставил к затылку хирурга баллонный ключ. Холодок металла на коже головы заставит несчастного дополнительно нервничать. Генетическая память россиянина всегда особенно остро реагирует на нацеленный ему в спину пистолет.

И тут же, чтобы не дать врачу собраться, последовала угроза:

– Если ты, сволочь, мне хоть одним словом соврешь – получишь пулю. Без разговоров. Понял меня?

Растерянный кивок.

– Скажи вслух!

– Да, понял. – Голос тихий-тихий.

– Если ответишь все честно, поедешь спокойно домой и забудешь нас, как сон, мы тебя никогда больше не потревожим. Понял?

– Да.

– Ты передавал путевку в Карловы Вары женщине по фамилии Садовникова? Да, нет?

– Да.

На душе у Ходасевича отлегло. Слава богу, Обыденнов виновен. И сам сознался. Впрочем, как говаривали циничные представители его ведомства, полностью невиновных у нас нет: от хирурга Обыденнова попахивало алкоголем. Да так сильно, что даже сидящий позади него Валерий Петрович учуял. Наверняка хватил коньячку из подношений больных. Или спиртяшки медицинского. Поэтому, допрашивая его сейчас, полковник, может, жизнь ему спасет. Или какому-нибудь безвестному пешеходу, которого тот мог задавить. Да, после подобного разговора объект, пожалуй, протрезвеет. Не может не протрезветь.

Ходасевич продолжал допрос:

– Ты платил за путевку?

– Нет.

– Кто тебе приказал?

– Мне никто не приказывал!

– Значит, ты все-таки сам?

– Нет, меня попросили.

– Попросили? Кто?

– Мой друг. Старый.

– Кто он?

– Его зовут Мирослав Красс.

– Адрес его есть?

– Точного нет. Он живет за границей. Уже очень давно.

– Откуда ты его знаешь?

– Мы на конференции познакомились.

– Какой?

– По торакальной хирургии. В Венгрии. Давно. Но отношения поддерживали.

– Он сам на тебя вышел?

– Да-а.

– И он сказал тебе, зачем ему нужна Садовникова?

– Он говорил, что был в нее влюблен…

– Дальше!

– Раньше влюблен, тридцать лет назад. А теперь хочет с ней повидаться.

– Зачем?

– Нахлынули прежние чувства.

– А при чем тут ты? И путевка?

– Он позвонил мне…

– Позвонил – откуда?

– Из-за границы, откуда точно, не знаю.

– И…

– И сказал, что если он просто выйдет на Садовникову, она может отказаться с ним встречаться. А если та увидится с ним как бы случайно, на отдыхе, в том месте, где у них все начиналось, тогда она его вряд ли пошлет. Он не мог ей напрямую сказать: вот, я покупаю тебе путевку, дорогая. Поэтому попросил меня помочь. Вроде поликлиника ей выделила. Она и поверила. Я не сделал ничего плохого!

У Ходасевича отлегло от сердца. Судя по всему, хирург говорил правду и за поездкой Юлии Николаевны не лежит ничего криминального. Может, и впрямь всколыхнулись старые чувства? Но… Так вообще-то разве бывает? Женщина еще может поверить в сказку про любовь, пронесенную сквозь многие десятилетия. Мужик – вряд ли. Уж не полковник Ходасевич – точно.

– Что ты еще знаешь о Мирославе? Где он проживает постоянно?

– По-моему, в Испании.

– Точнее!

– Не знаю.

– Когда ты видел его в последний раз?

– Лет пятнадцать назад.

– Где?

– В Москве. Он приезжал как турист. Ну, и позвонил мне.

– И он тогда попросил тебя помочь с Садовниковой?

– Нет, что вы! Потом просил, совсем недавно.

– Когда?

– Месяца полтора прошло, как он звонил.

– Ты от него брал деньги?

– Ну да, он перевел мне их на счет. Две тысячи евро.

– Зачем?

– Я покупал для Садовниковой путевку! Здесь, в Москве. Платил наличными.

– Как Мирослав тебя вознаградил?

– Он сказал мне: купи путевку примерно за семьдесят тысяч рублей. А разницу – оставь себе. За труды. Я так и сделал. А что случилось?

«Путевка стоила пятнадцать тысяч. Высоко же ты оценил свои труды!» – мелькнуло у Ходасевича. Но поднимать этот вопрос он не стал. Молвил:

– Сколько раз ты встречался с Садовниковой?

– Один.

– Всего один? Где?

– Я приехал к ней домой.

– До-мой? Зачем? Мирослав тебя об этом просил?