Анна и Сергей Литвиновы - Три последних дня

– Нет!! Просто ей так было удобней. Да и мне тоже.

– Ты докладывал своему заказчику о результатах визита? Рассказал, есть ли в квартире Садовниковой антиквариат, картины? Какая обстановка, какие замки?

– Нет!! Он меня даже не спрашивал об этом!

На секунду Ходасевичу стало стыдно. По сути, он нарушил если не присягу, то боевое наставление и устав – точно. Использовал свои очень специальные навыки и приемы против гражданского лица. И, главное, с личной целью. Движимый – уж признайтесь хотя бы самому себе, товарищ полковник! – банальным и мелочным чувством: ревностью.

– Ладно, – сказал Валерий Петрович, – я тебя отпускаю. Сам понимаешь, никому о нашей встрече говорить нельзя. Езжай себе с миром.

И он вышел из автомобиля в холодный осенний вечер.

В ту ночь полковник долго не мог заснуть. Ходил на кухню, шаркал, курил. Пил горький чай, от которого становилось еще горше и совсем не спалось. Потом принял с лекарственными целями семьдесят капель коньяку, но совесть все равно не унималась. «Черт бы меня побрал со всеми моими старыми потрохами! Куда я полез? Что я творю?! Кто мне позволил – да и как я мог! – свои знания и навыки, данные мне, чтобы защищать Родину от главного противника, применять для допроса ни в чем не повинного человека?! На кого он работает? – спрашивал у него я. – А на кого, прах меня побери, работал сегодня я ? На мое жалкое, ничтожное, старое эго ? Почему я уподобился сегодняшним моим коллегам ? Почему я решил, что и мне тоже закон не писан?»

Ходасевичу хотелось забыть эту историю с Юлей. Как говорят молодые, забить на нее. Но… Если вдруг забить , тогда получится, что он зря позорился сегодня вечером. И напрасно мучил непричастного, похоже, человека.

Дневник Юлии Николаевны

Я никогда в жизни не была такой счастливой.

Теплоход оказался сказкой совершенно невиданной. Помню, в советские времена путешествовали мы с маленькой Танюшкой – из Одессы плыли в Батуми. Каютка крошечная, койки в два яруса, туалет – в конце коридора. Оконце-иллюминатор выходило прямо в море, а кормили, хоть называлось это рестораном, но совершенно по-столовски: сосиски, картофельное пюре, сырники, котлеты с подозрительным запашком.

А тут настоящий рай. Зеркала кругом, ковры, цветы, музыка, улыбки. Каюта огромная, хоть танцуй, со своим балконом – до чего хорошо дышать на нем морским воздухом, расслабляться с коктейлем в шезлонге. В ресторане – хрусталь, фарфор. Еда – сплошные изыски. На закуску, к примеру, на серебряном блюде приносят французские сыры, а к ним – мед и орехи. Обаятельный официант знает всех по именам (я у него «Мадам Джулия»).

Но даже не столько окружающая роскошь поражала – другое. Дома-то я привыкла, смирилась, что свой век отжила. Женщине моего возраста в России положено находиться в тени молодых, о комплиментах, заинтересованных мужских взглядах – даже не мечтать. Одеваться в бесформенные, тусклые тряпки и смиренно ждать смертного часа. Сколько раз, если мы шли вместе с Татьяной, меня задевало, что встречные мужчины ее глазами раздевают, соблазняют, ласкают. А меня – будто не существует.

Здесь же я себя снова желанной почувствовала. Причем не только для спутника моего, Мирослава. Поглядывали и другие мужчины – не только импозантного вида господа, молодежь – тоже! Веселый – не старше тридцати! – аниматор меня всегда широчайшей улыбкой встречал, постоянно норовил похлопать пониже спины и называл «Прекрасная калинка-малинка». Понятно, конечно, что у него работа обеспечивать пожилым туристкам хорошее настроение, но все равно приятно.

В мини-юбках походить, на шпильки (давно забытое ощущение!) встать! Когда на пресловутой Монте Наполеоне оказались, все тянулась к спокойным расцветкам да туфлям на платформе. Мирослав же меня тащил к яркому, молодежному. Я сопротивлялась, а он хохотал: «Никуда не денешься! Кто платит, тот и выбирает!»

Настоял на своем: платье коктейльное купили с открытой спиной, несолидные топики, сарафаны, капри, с ума сойти, шорты!

Я сначала даже обиделась, когда поняла: Мирослав несет на кассу лишь то, что нравится лично ему. А потом, уже на корабле, поняла, что прав он был. Долой все тусклое! Да здравствует красное, оранжевое, желтое!..

Он меня и с прической – давней, устоявшейся – уговорил расстаться. Я носила волосы одной длины, чуть ниже плеч. Скучновато, не спорю – зато можно уложить их как хочешь, если надо, в пучок сколоть, а на выход по плечам распустить. Но у Мирослава на все есть собственное мнение:

– Юлечка, прости, но, когда женщине чуть за сорок (ох, а мне-то больше, куда больше!), единственный выход – короткие стрижки. Сразу визуально помолодеешь лет на пятнадцать!

Мой цвет – натуральный, светлый (седые волоски почти не видны) – его тоже не устроил. Заявил безапелляционно:

– Все женщины делятся на блондинок и остальных. Блондинки – кошечки, милочки, дурочки. Ты же совсем другая. Сталь, кремень. Пантера! Тебе нужно быть темно-каштановой. Бронзовой. Может быть, даже черной как смоль!

И в первом же порту остановки – то была Малага – потащил меня в фешенебельный парикмахерский салон. Долго чирикал на хорошем испанском с пожилой парикмахершей. Вместе с ней листали каталог причесок, спорили – меня будто нет.

– Эй, а мое мнение вам не важно? – пыталась вклиниться я в разговор.

– Не слушайте ее! – веселился Мирослав. – Дай ей волю, навсегда останется со своим скучным пучком!

В итоге вышла я из салона совершенно преображенной: из блондинки обратилась в жгучую брюнетку, вместо мягких, плавных линий – резкие, рваные штрихи.

– Тебе не кажется, что это… немного слишком? – Я никак не могла привыкнуть к новому образу.

– Сюда просто нужна совсем другая помада. Темно-вишневая, – авторитетно заявил Мирослав.

И в тот же день навязал ее мне.

Он вообще, к моему удивлению, следил за собой поболе, чем иная женщина. Каждое утро у нас начиналось с заплыва в корабельном бассейне. Далее следовали полчаса на тренажерах, потом – массаж или посещение косметического салона. В итоге на берег мы сходили позже всех, на экскурсии не успевали. А когда бродили по городам сами, в музеи, древние крепости или церкви заглядывали крайне редко, и то – исключительно по моему настоянию. Мирослава куда больше тянуло в рестораны, бутики или посидеть в баре на пляже.

– Ты просто мещанин какой-то! – смеялась я.

Хотя наша рассеянная, абсолютно гедонистическая жизнь нравилась и мне тоже. Немного волновало лишь одно: насколько быстро и плотно я оказалась под влиянием моего спутника. Всего-то за неделю сменила стиль одежды, прическу. Как должное стала воспринимать ежедневные маски и масляные массажи лица (в России последний раз посещала косметолога лет двадцать назад). В тренажерный зал – в мои годы – хожу!