Шарль Эксбрайя - Свести с ума Мартину

– Я даю вам слово!

– Не стоит, доктор. Преступник и душу дьяволу отдаст, лишь бы выпутаться, не то что слово чести!

– Вы оскорбляете меня!

– Бросьте, доктор! Главное сейчас не это, а то, что один из вас врет и в самое ближайшее время я узнаю кто! Спокойной ночи, господа. Да, не покидать Каора без соответствующего на то разрешения!

В машине Тьерри поделился с Ратенелем.

– Ясно, что они врут, но…

Шеф замолчал, Ратенель подстегнул его продолжать.

– Что но?

– У них не было никакого интереса его убивать…

– Потому что?

– Потому что любовь Мануэля к Мартине, наоборот, должна была быть на руку семейству, ведь это лучший способ избавиться от наследницы, к тому же законным путем.

– В таком случае им незачем было с самого начала демонстрировать свою враждебность к мексиканцу.

– Абсолютно верно! Но они его все-таки убили, руку даю на отсечение!

– Неужели то, что знал Камаронес, было настолько для них опасно, что они предпочли его убрать, чем дать ему спокойно уехать и увезти наследницу?

– Без всякого сомнения. Одно только со всем этим не вяжется: семья окрысилась на Камаронеса сразу, как только он появился в замке. Что заставило Пьюбранов так себя вести по отношению к нему?

– Страх, что он разгадает их тайну?

– Это значило бы, что они все сообщники… Нет, я так не думаю.

На следующее утро пришло письмо из комиссариата Оша. В нем говорилось, что карабин Ремингтон 1100 был куплен в прошлом году у одного из оружейников города. Продавец запомнил покупателя, и согласно его описанию он очень походил на Марка Кесси. Может быть, это сообщение и есть ответ на головоломку, которую Тьерри таким образом наконец решил и всего за несколько часов до приезда коллег из Тулузы? С бьющимся от волнения сердцем он побежал во Дворец правосудия и передал полученную из Оша информацию Шонебуру. Следователь счел ее достаточно важной для того, чтобы немедленно позвонить прокурору. Последний вызвал их обоих к себе.

Мэтр Комбэ внимательно выслушал Невика.

– Спокойней, комиссар, не надо торопиться с выводами! Мы можем лишь предположить, что это был Марк Кесси, но не более того. Я собирался звонить в Тулузу, но мне не хотелось бы лишать вас звания победителя в случае успеха. Даю вам 24 часа отсрочки.

Судья позволил себе весьма веское замечание:

– Допустим, что карабин купил действительно Марк Кесси. Но как он мог из него выстрелить? У него же гипс!

Комбэ покачал головой.

– Вот именно. Так что не мешкайте, г-н комиссар, пока я не передумал и не лишил вас отсрочки.

Выйдя из Дворца, полицейский направился к доктору Гаронессу. Он попросил врача съездить вместе с ним в Блонзатский замок – обследовать плечо Марка, чтобы определить, имеются ли на гипсе какие-нибудь повреждения.

В Блонзате прямо с порога Тьерри заявил, что желает видеть господина Кесси. Тот недовольно приплелся.

– Что вы к нам привязались?

– Господин Кесси, признаете ли вы, что купили в прошлом году в Оше карабин Ремингтон 1100?

– Конечно признаю!

– В таком случае, почему вы об этом сразу нам не сообщили?

– Я не знал, что вы его ищете.

– Вы не знали? И вы не знали, что именно из этого оружия была убита ваша жена?! Вы, по меньшей мере, задержали следствие, не говоря уже о том…

– А если я вам докажу, что вы даже в этом не можете меня обвинить. Если бы вы подумали расспросить своих подчиненных, то они бы вам сказали, что ружье было у меня похищено полгода назад, о чем я и поставил в известность полицию. Возможно, что вор воспользовался им для осуществления своих преступных замыслов, но я тут ни при чем.

– Это мы еще посмотрим!

– И смотреть нечего, господин комиссар. Поверьте, мне вас жаль, но вам не удастся все свалить на меня.

Невик не ответил. Он только кивнул врачу, приглашая приступить к осмотру. Гаронесс тщательно изучил каждый миллиметр гипса, после чего заключил:

– С тех пор, как я его собственноручно наложил, к нему никто не прикасался.

Полицейский вынужден был ни с чем вернуться в Каор и извиниться перед доктором за напрасное беспокойство. С ним случился настоящий приступ бешенства, когда в ведомостях он нашел запись, подтверждающую, что Марк Кесси не соврал – заявление о краже карабина Ремингтон 1100. Комиссар рвал и метал. Досталось бы всем без исключения, если бы вовремя не вмешался Ратенель.

– Шеф, заявление о краже еще не значит, что кража была на самом деле. Тем более, что ружье так и не нашли.

– Господи! Это же правда! Это могло быть хитростью… алиби… к тому же дата заявления Кесси совпадает с датой возвращения мадемуазель Пьюбран из Латинской Америки!

– Может быть, он надеялся, что она не вернется?

– Если знал о содержании завещания…

– А почему бы и нет? Жюльбер Пьюбран, злой на дочь, очень даже мог всем рассказать о своих намерениях.

Невик, не раздумывая, послал помощника за доктором Пьюбраном к нему в клинику.

Крики протеста предшествовали появлению Пьюбрана в кабинете комиссара.

– Насилие! Произвол! На глазах персонала! Пациентов! Что будут говорить обо мне в Каоре!

– Не берите в голову, доктор. Чтобы найти преступника, мы должны объединиться.

– Я не могу давать ложные показания ради вашего удовольствия.

– Доктор, вы знали, что Марк приобрел себе в Оше карабин Ремингтон 1100?

– Я слышал, что он его купил, но не знал, где именно.

– Почему вы не поставили нас в известностью?

– Я не думал, что это имеет значение, тем более, что его уже давно у него украли.

– Вы врете, к тому же у вас плохо это получается.

– Я запрещаю вам!…

– Не нервничайте, отвечайте только на заданные вопросы. А правда на самом деле вот в чем: вы, понимая, что разоблачение преступника бросит тень на вашу клинику и желая уберечь от скандала имена Пьюбранов и Кесси, готовы были на любой компромисс, даже противозаконный. Ваш эгоизм стал причиной смерти женщины и мужчины.

Мертвенно-бледный врач смотрел на полицейского. Он больше не возмущался, не протестовал, он только проговорил дрожащим голосом:

– То, что вы сейчас сказали, – гнусно… Я очень любил Софи, я старый холостяк и устал от одиночества… Софи была мне как дочь, намного ближе Мартины… Она была нежнее, доверчивее, ласковее… Без нее замок вызывает у меня ужас… Теперь, когда ее не стало, меня больше ничто в жизни не удерживает… и вы думаете, что я, зная о приготовленной ей участи, молчал? Господин комиссар, вы, быть может, отличный полицейский, но как человек… вы просто глупы. Я могу идти?

– Знали ли вы о содержании завещания вашего брата до возвращения Мартины?

– Да… Его выводило из себя то, что она не приезжает за ним ухаживать. Как это свойственно эгоистам, он любил впадать в крайности, но, не будучи дураком, в глубине души прекрасно понимал, что перегибает палку. Властный, не терпящий возражений, он совершенно не допускал, что кто-то может думать иначе, чем он. Независимый образ мыслей Мартины убивал отца – отсюда и абсурдность некоторых пунктов его завещания. Он рассказал нам о своих намерениях как-то раз за завтраком, и, нужно признать, не без злорадства.