Шарль Эксбрайя - Оле!… Тореро!

Послеполуденное время Луис провел в своей комнате. Приехавший к исходу дня Рибальта не скрывал своей озабоченности по поводу поведения тореро. С ним приехали и остальные члены квадрильи.

Назавтра я заставил Луиса оставаться в постели до полудня. Сидя около него, я читал. За все утро он не сказал ни слова. Страх делал свое дело. Он почти не притронулся к завтраку, и когда пришло время его одевать, я заметил, что по лицу его струился пот. Из-за того, что он неожиданно делал непроизвольные движения, мне стоило огромного труда одевать его. Не понимая, что виноват в этом сам, Луис набросился на меня:

– Осторожнее же! Да что с тобой сегодня?

Я старался не вступать в спор. Обычно ему хотелось, чтобы я стягивал пояс как можно туже, а сейчас он впервые сказал:

– Не затягивай так сильно! Ты хочешь, чтобы я задохнулся?

Я понял, что ему трудно дышать, и поэтому будущий бой рисовался мне во все более мрачном свете. Одевшись, он сел в кресло и попросил у меня сигарету.

– Послушай, Луис, перед боем лучше бы не курить…

– Делай, что я тебе говорю! Ты получаешь деньги от меня? Тогда делай, что сказано, и замолчи!

Грубый тон заставил меня замолчать. Глядя на беснующегося Луиса Вальдереса, я понял, что передо мной уже не мой старый друг, а совершенно незнакомый человек, потерявший голову от страха. Мне было не по себе из-за невозможности чем-то помочь ему. Вдруг он произнес мрачным голосом:

– У меня глупая профессия…

Теперь страх возобладал над его волей. Я был ошеломлен.

– Тебе, конечно, на все наплевать. Ты стоишь за баррера. Пусть удары рогов достанутся другому, лишь бы тебе платили!

Я твердо решил выслушать и вынести до конца все от этого человека, которого страх постепенно лишал рассудка. Бросить его сейчас было бы преступлением. Я молчал, и это выводило его из себя.

– Ну ответь! Отвечай же!

Я старался двигаться как можно медленней. Нужно было, чтобы мое внешнее спокойствие повлияло на нервы Луиса.

– Что я могу тебе сказать, Луис? Ты оскорбляешь меня. Ты одним махом уничтожаешь нашу дружбу, а я даже не знаю, почему…

Он взорвался, и злоба исказила его лицо.

– Наша дружба? О чем ты говоришь?! Ты ненавидишь меня с тех пор, как я отбил у тебя Консепсьон!

– Ты говоришь глупости!

– Глупости? А разве не из-за нее ты не женился? Или ты хочешь меня убедить, что больше ее не любишь? Или будешь клясться, что тебе не хочется занять мое место, если я погибну?

Луис зашел слишком далеко. Все мои благие намерения куда-то исчезли, и, глядя ему прямо в глаза, я медленно произнес:

– Да, я не женился из-за Консепсьон. Да, я ее люблю и буду продолжать любить. Да, я хотел бы прожить остаток жизни с ней. Но, кажется, я никогда этого от тебя не скрывал?

И вдруг я понял, что говорю об умершей для меня женщине, потому что Консепсьон, ставшая преступницей, ничем не была похожа на ту, память о которой я хранил всю жизнь. Луис бешено набросился на меня, и я увидел совсем близко его обезумевшие глаза.

– Так ты признаешься, да? О, теперь я вижу всю твою игру! Ты надеешься, что бык сделает за тебя то, на что ты сам не можешь решиться! Избавит тебя от меня! Ты для этого приезжал в Альсиру? Ты - убийца, Эстебан, ты - убийца!

– Луис!

Мы оба обернулись к двери. Консепсьон с ужасом смотрела на нас. Очнувшись, Луис пробормотал:

– Ты была здесь?

– Да, и все слышала… Как тебе не стыдно, Луис, обвинять своего старого друга, почти брата, который всю жизнь жертвовал собой для тебя? Ты забыл, чем обязан Эстебану?

Он не выдержал и расплакался. Она бросилась к нему, но я на ходу ее остановил.

– Оставь его… Он может не простить, что ты увидела его в таком состоянии… Позволь мне остаться с ним наедине.

После некоторого колебания она подчинилась. Я проводил ее до двери. Уже в коридоре она прошептала;

– Что с ним?

– Страх!

Не знаю, ошибся ли я, но мне показалось, что в ее глазах сверкнул огонек триумфа. Мое сердце сжалось.

Когда я вернулся обратно, Луис сказал:

– Извини меня, Эстебан, за все эти глупости.

Я остановил его:

– Это не имеет никакого значения, Луис. Просто тебе нужно сейчас взять себя в руки.

Он покорно вздохнул:

– Да, ты прав. Ведь меня ждут тысячи людей. Они хотят видеть мой бой. Большинство из них мечтает посмотреть, как я убью быка, но, уверен, что многие ожидают и обратного…

– Ты с ума сошел!

– Перестань, Эстебан, как будто ты не знаешь.

К сожалению, он был прав.

– Дай мне куртку.

Он одел короткую курточку белого цвета, расшитую серебром, и его бледность на этом фоне делала его вовсе похожим на призрак. Вдруг он сказал:

– Быка, который убил здесь Манолете шестнадцать лет назад, звали Исленьо.

Растерявшись, я не знал, что сказать. Страх, делая свое черное дело, продолжал разрушать рассудок Луиса. Не стесняясь моего присутствия, он продолжал говорить, словно читал молитву:

– Того, который убил Хосемито в Талавера де ла Рена,- Байлаором, а Гранадино убил Игнасио Санчеса Мехиаса в Мансанересе-эль-Реале… Интересно, запомнят ли того, который убьет меня?

Я подошел к нему, схватил за плечи и с силой встряхнул:

– Ты что, сошел с ума, Луис? Разве можно так себя вести, когда до боя осталось меньше часа?

Он посмотрел на меня невидящим взглядом и вдруг замогильным голосом начал читать стихи, написанные Федерико Гарсиа Лоркой на смерть Игнасио Санчеса Мехиааса:

Я чувствовал, что схожу с ума.

– Ты можешь замолчать? Ты замолчишь, наконец?!

Казалось, он не слышал меня:

Я заткнул уши, но все равно продолжал слышать этот надрывный стон стихов, которые все испанцы знают наизусть.

Его голос поднялся в высоком стоне, напоминая канте хондо андалузских певцов.

Внезапно стенания оборвались, и совершенно естественным гоном Луис сказал: