Росс МакДональд - Три дороги

- Что вам принести? - Из кухни вышла официантка со смуглым лицом в ямочках и теперь спокойно стояла возле него в позе прислуги.

Он вспомнил, что ничего не ел с середины вчерашнего дня.

- Можно яичницу и поджаренный ломтик хлеба?

- Да. Сегодня у нас есть грудинка. Если хотите, поджарим яичницу с грудинкой.

- Хорошо. И принесите мне сразу же пакет молока. - Его пересохшее небо все еще сожалело о бутылке молока, которую Брет так и не открыл в знак своей независимости, оставил на столе в кухне Гарри Милна.

- Целый пакет молока? - Официантка приподняла густую черную бровь. Может быть, в молоко что-нибудь добавить?

- Нет, не надо. Я большой любитель молока.

Потом она с любопытством наблюдала, как он пьет молоко, словно это невесть какая невидаль. Она не ушла и тогда, когда он поглощал яйца с грудинкой.

- Вы очень проголодались, - заметила она.

По утрам чаевых здесь не давали, да и вообще надо было ублажить этих шаромыжников, чтобы сорвать с их потной ладони хоть положенный гривенник. Поэтому можно было не особенно церемониться.

- Ага, - отозвался он. - Я большой любитель пожевать.

Она засмеялась, хотя он оставался серьезным. И надо же, он дал ей целый доллар и сказал, что сдачу она может оставить себе! Похоже, дела в этом заведении начали поправляться. На минуту она забыла о своих вздувшихся венах и почти перестала желать, чтобы атомная бомба разорвалась прямо над крышей кафе "Золотой закат" и уничтожила все вокруг на несколько квадратных километров, весь Лос-Анджелес и, конечно, ее саму.

- За стойкой сегодня Джеймс Роллинз? - спросил Брет.

- Угу, это Джимми.

Все посетители покинули бар, кроме одной утренней пташки. Роллинз включил кипятильник для старичка, который еще оставался в зале, а сам начал подрезать себе ногти перочинным ножичком, сосредоточенно хмурясь от скуки.

- Передайте ему, что я хотел бы с ним поговорить, хорошо? Здесь.

- Конечно, - отозвалась официантка и направилась к стойке.

Роллинз вышел из-за стойки через низенькую дверцу и подошел к Брету быстрыми, резкими шагами.

- Чем могу служить, любезный?

- Присядьте, пожалуйста.

- Это можно. - Он сел по другую сторону столика, его полукруглый бледный лоб все еще озадаченно морщился.

Брет не торопясь спросил:

- Вы работали в тот вечер, когда убили госпожу Лоррейн?

Ухмылка скривила губы Роллинза, хотя они и остались крепко сжатыми. Лицо его напряглось.

- Да, верно. Ну и что?

- Мне хотелось бы, чтобы вы рассказали о ней все, что тогда увидели.

- Вы полицейский? - быстро спросил он скучающим тоном. - Полицейским я уже все рассказал.

Брет вынул из кошелька двадцатидолларовую кредитку и сложил ее. Хищный огонек тускло сверкнул в глазах бармена.

- Нет, я не полицейский. Меня просто интересует, что случилось с госпожой Тейлор.

- Я знаю не больше вашего о том, что с ней стряслось. Она ушла отсюда в тот час, и больше я ее не видел. - Сделав явное усилие над собой, он оторвал взгляд от двадцатидолларовой бумажки и посмотрел в глаза Брету. Его глаза были такими же прозрачными и чистыми, как джин.

- Она была пьяна?

Широкий, но веселый оскал Роллинза приоткрыл золотую коронку на зубе мудрости.

- А вы как думаете? Вы сказали, что знали Лорри. Я ее никогда не видел особенно трезвой. А вы?

- Я не говорил, что знал ее.

- Ах вот как! Я принял вас не за того. Почему это вас интересует? Послушайте, может, вы хотите написать детектив? Вы - писатель?

- Нет. - Интервью явно не получалось, и не было больше смысла в осторожности и осмотрительности. - Моя фамилия Тейлор. Она приходилась мне женой.

- Вы ее муж? - Роллинз выпрямился, и противоречивые чувства скукожили его лицо, внезапно состарив. - Я думал, что вы... - Он прикусил язычок.

- Меня не интересует, что вы думали. - Брет развернул кредитку и разгладил ее на столе. - Вы абсолютно уверены в том, что она ушла отсюда одна?

- Конечно. И я не единственный тому свидетель. Вы это знаете. Я не стал бы ничего скрывать.

- Вы назвали ее Лорри...

- Разве? Это, наверное, у меня сорвалось. Знаете, как это бывает.

- Не знаю. Расскажите. Она часто приходила сюда?

- Да, конечно. Не проходило и двух дней, чтобы она не появилась здесь.

- Одна?

- Конечно, одна, - с готовностью подтвердил Роллинз. - Крошка была сама по себе и в хорошем настроении. Всегда немного подвыпивши, но вряд ли это можно ставить ей в упрек.

- Я не сержусь на нее, - попросил Брет, заставляя себя говорить ровным голосом, несмотря на охватившие его чувства. - Вы относились к ней по-дружески?

- Нет, наши отношения не назовешь приятельскими, - ответил Роллинз с некоторой тревогой. - Конечно, я познакомился с ней, она ведь так часто приходила сюда.

- И всегда одна?

- Я же сказал вам, одна. Послушайте, мистер, я должен извиниться, мне надо вернуться за стойку. В любую минуту может прийти хозяин. - Он бросил прощальный взгляд на двадцатидолларовую бумажку и поднялся.

- Присядьте еще на несколько минут, - предложил Брет. - У вас всего один посетитель, и он еще не допил свой бокал. - Из бумажника он вынул вторую двадцатидолларовую бумажку и положил ее поперек первой.

Роллинз некоторое время сопротивлялся магнетическому тяготению к кредиткам, но постепенно они заставили его сесть.

- Не знаю, что вы хотите от меня услышать, - сказал он после некоторого молчания. - Детка не была потаскушкой, если вы хотите это выяснить. У меня с ней никаких дел не было, я просто подавал ей напитки. Я не знал даже ее фамилии до тех пор, пока не прочитал в газетах.

- Вы прекрасно понимаете, к чему я клоню. Моя жена погибла, я стараюсь выяснить как.

- Но почему вы обращаетесь ко мне? Я не ясновидящий. Я рассказал полицейским все, что знаю, но это не помогло делу.

- Не было ли у нее каких друзей? Вы можете дать мне какую-то нить, ведь она приходила сюда чуть ли не каждый вечер.

- Понятно, что она знала очень многих завсегдатаев. Всем она нравилась. Парни угощали ее, но в этом не было ничего такого.

Рвение Роллинза убедить мужа в невиновности Лоррейн было явно чрезмерным. Это подстегнуло Брета продолжать расспросы.

- Кто ее угощал? Назовите кого-нибудь.

Роллинз поежился, но остался прикованным к месту в надежде на сорокадолларовый куш.

- Я не веду дневников, мистер Тейлор, - жалостливо протянул он. - У меня нет списков имен. Я не вникаю в частную жизнь посетителей.

- Дайте одно имя. Назовите одного человека, который знал ее. Одного человека, который угощал ее.

- Я никому не хочу неприятностей, господин Тейлор. Угостить девушку бокалом вина не преступление, и мне нет дела до того, как ведут себя люди, если они не нарушают порядок в баре. Я не стану за сорок баксов причинять неприятности кому-либо из своих клиентов.