Росс МакДональд - Три дороги

- Но ты не объяснила, как сюда попала.

- Разве?

Она не сказала ничего больше до тех пор, пока он не расплатился с таксистом и не сел рядом с ней в ее машину.

- Знаю, что тебе не нравится, когда я поступаю таким образом, но ты не можешь представить себе, как отвратительно я себя чувствовала. Наконец я решила съездить в это злосчастное кафе, и один из барменов сказал, что Майлс, этот мужчина, повез тебя к себе домой. Почему ты не поехал ко мне? Я потратила всю прошлую неделю, обставляя твою комнату.

- Прости. Мне жаль, что ты волновалась. Я хотел позвонить тебе, когда госпожа Беркер сказала, что ты меня ищешь.

- Значит, ты и там побывал?

- Я захотел взглянуть на этот дом. Думал, что он пустует.

- Ты не возражаешь, что я их туда пустила? Иначе он бы пустовал без пользы.

- По мне, пусть они остаются там навсегда. - Он наклонился вперед и трезво взглянул ей в лицо. - Ты такая добрая женщина, правда? Щедрая женщина.

- Разве? - Она легко и неуверенно рассмеялась. - Мне кажется, я чувствую какой-то долг перед людьми, которых ненавидела, даже перед ее родичами.

- Ты ненавидела Лоррейн? - Брет болезненно осознал, что впервые произносит это имя, когда они вдвоем. Казалось, оно что-то добавило к горькой реальности их запутанных отношений.

- Да, я ее ненавидела, - не скрывая, ответила Паула. - Разумеется, до ее смерти, когда она отбила тебя у меня. - Она завела машину и дала такие обороты, что раздался оглушительный рев мотора. - Проклятье, ты заставляешь меня говорить как дама прошлого века! Не пора ли прекратить вспоминать Лоррейн?

- Я не могу.

Машина все еще стояла у кромки тротуара, мотор работал на холостых оборотах. Она повернулась к нему и тихим, уговаривающим голосом, которого он у нее раньше не слышал, сказала:

- Сейчас ты поедешь ко мне домой, не так ли? На завтра у тебя назначен прием у врача. Кажется невероятным, что ты только вчера покинул госпиталь. Будто прошла вечность.

- Тебе придется отменить прием. Мне надо заняться кое-чем другим. За двадцать четыре часа я раскопал больше, чем полиция за все прошедшие месяцы.

Она поднесла руку ко рту и держала ее так, словно стараясь не произнести слов, готовых сорваться с языка. Ему на миг захотелось коснуться ее лица, стереть с него страх.

- Что же тебе удалось узнать? - наконец спросила она.

- Я вполне точно установил, что с ней был мужчина.

- Полиции это известно.

- Но там нет его описания, нет и свидетеля, который может его опознать. А у меня все это есть. - Он привел ей описание преступника, которое получил от Гарта. - Полиции ничего не известно об этом мужчине, правда?

- Нет, - донеслось через ее нервно вздрагивающие пальцы. - Все, что там есть, - это отпечатки пальцев. - Неожиданно она тронула машину с места и отъехала от обочины.

- Подожди. Мне надо поменять одежду. Он сказал, что ателье находится за углом направо.

Она так лихо завернула на перекрестке, что чуть не врезалась во встречную машину. Ему пришлось опять напомнить ей, чтобы она остановилась возле ателье портного.

Снимая одежду Гарри Милна за выцветшей зеленой занавеской в глубине насыщенного парами ателье, он размышлял, почему Паула назвала его Майлсом и почему она так странно ведет себя. Он повесил габардиновые брюки на проволочные плечики, а поверх повесил ворсистый пиджак. Когда он надел отутюженную и заштопанную униформу, его глаза на какое-то мгновение остановились на праздничном наряде, который он только что сбросил с себя. В тусклом свете голой лампочки, свисавшей с потолка, ему почудилось что-то жуткое в висящем пиджаке, как будто у стены висел обрубленный человек, испустивший дух. Его воображение разыгралось и добавило лицо. Милн (или Майлс?) блондин и по-своему достаточно красив. У Милна несколько приплюснутые уши, а это означало, что ему приходилось драться на ринге. Милн крупный мужчина примерно его собственной комплекции. Помимо всего этого, Милн проявил к нему необъяснимый интерес. Может быть, потому, что Милн знал его как мужа Лоррейн?

Он торопливо прошел мимо кланяющегося маленького человечка у гладильной машины и выскочил наружу с такой поспешностью, что Маку пришлось выбежать за ним на улицу, чтобы получить плату.

- Извините, я тороплюсь, - объяснил он и переплатил портному целый доллар.

На Мака это не произвело впечатления. Он засеменил к себе в ателье, что-то бормоча под нос.

- Куда торопишься? - спросила Паула, когда он сел в машину. - И где твой головной убор? Вспомни, как на набережной командир сделал тебе выговор за то, что ты снял головной убор.

В ее голосе прозвучало больше раздражения, чем могло бы появиться от такого воспоминания, и он почувствовал, что она пытается сбить его с толку. Память о первых совместных неделях, о Ла-Джолле и тоска по любви защемили его сердце, но он стряхнул с себя это наваждение.

- Моя фуражка осталась в квартире Милна. Паула, поезжай вокруг квартала.

- А я думала, что мы едем домой.

- Пока еще нет.

- Не ходи туда больше, Брет. Мне не нравится этот человек. Я ему не доверяю.

- А я не доверяю ему свой головной убор.

- Но у тебя есть еще один в багаже. Так ведь? Да ты можешь купить и новый.

- Я хочу вернуть именно эту фуражку, и еще...

- И еще?.. - Она крепко вцепилась в руль, хотя машину еще не завела.

Он знал, что она догадалась о его намерениях. Каким-то неведомым женским чутьем она поняла, что он подозревает Милна (или Майлса неудивительно, что убийца пользуется вымышленным именем). Он знал также, что перспектива их новой встречи ужасает ее. Но если заговорить об этом в открытую, только завяжется очередной спор.

- Мой черный галстук! - воскликнул он. - Галстук тоже у него.

Она не соглашалась признать весомость его аргументов.

- Ты не должен возвращаться туда, Брет. Я запрещаю тебе!

В нем вспыхнула злоба.

- Ты используешь странное слово "запрещаю". До сих пор оно не входило в твой лексикон.

Она посмотрела на него отсутствующим взглядом, как будто ее сознание было сосредоточено на какой-то проблеме, некой внутренней боли, каком-то далеком несчастье. Когда он в первый раз заговорил с ней на вечеринке у Билла Леви, она показалась ему старой знакомой. А теперь стала незнакомкой. Ее каштановые волосы были уложены слишком аккуратно под яркой шляпкой. На лбу и в уголках распухших век пролегли мелкие морщинки. Оранжевая губная помада казалась неестественно яркой на фоне бледной кожи и была положена густо.

- И все равно я запрещаю тебе это.

- Очень жаль.

Его лицо застыло и обострилось. За глазами появились болевые точки признаки сердитого настроения и отчаяния. Он положил руку на ручку дверцы и надавил ее вниз.

- Подожди! - резко окликнула она. - Ты уже достаточно постарался, чтобы испортить мне жизнь. Я не позволю тебе продолжать в том же роде.