Кемель Токаев - Таинственный след

— В милицию?!

— Да.

— Почему же ты помешал ей?

— Какая мне польза от того, что тебя посадят? Ты все же должник мой, мне спокойней, когда ты рядом.

— А-а, Зина не успела подать заявление? Ты об этом не знаешь?

— По-моему, не успела. Она бы мне сказала.

Глинов благодарно положил руку на колено Черноносову:

— Я-то ее считал застенчивой, доброй, открытой, а она, оказывается, еще та змея. Тьфу! Туда ей и дорога! Не будем переживать!

— А я вот не могу не переживать, — вздохнул Черноносов. — Известие о ее смерти поразило меня и расстроило. Я еще тогда подумал, а не ты ли ее утопил?

Глинов с ужасом смотрел на этого страшного человека.

— Чего смотришь? Ты же к ней цеплялся. Не мог уговорить, вот и...

— Аркадий Антонович, давай не будем с тобой играть в прятки. У нас обоих вины больше, чем достаточно. Говорят, на корабле у всех одна душа, общая. Лучше подумаем о своей шкуре.

Черноносов засмеялся и взял хозяина за руку.

— Кажется, мы только начали понимать друг друга.

В это время на улице послышались какие-то крики. Кто-то забарабанил в калитку. Оба вскочили на ноги. Когда Глинов направился к двери, Черноносов достал пистолет а приказал:

— В дом не пускать! Задержи!

— Знаю! Не бойся! — отозвался Глинов и выскользнул во двор.

Оказалась соседка — старая татарка Рафида. Была она глуховата и, разговаривая, громко кричала, а слушая, прикладывала к уху ладонь. Глинов посмотрел сначала в щелочку — Рафида была одна. Он сделал вид, что не узнал соседку.

— Эй, кто это там бродит среди ночи? Кого нужно?

Рафида закричала в ответ пронзительно и громко, распугав ночную тишину:

— Эй, Сидор! Сосед! Открой! Это я!

Глинов ее не любил. Боясь, что она переполошит всю улицу, открыл калитку.

— Ах, это вы Рафида-апа? Входите!

— Здравсти, Сидор! Курсак польный? Карашо. Эй, сосед, ты совсем одна. Я знаю: днем дома ты нет. Сегодня к тебе чужой человек приходил. Я сам видела. Голова такой трупка завязал. Ух, какой! — показала рукой Рафида. — Твоя милисия ходи. Она воровать ходил. Я тебе говорит.

Говорила она, путая русские, татарские и казахские слова. Но Глинов, который немного знал казахский, все же понял ее.

— Жаксы, апа, рахмет. Очень хорошо, — ответил он на том же словесном винегрете и попытался закрыть калитку.

— Соседи мы, надо друг другу помогать. А то потом обижаться будешь, — не унималась старуха.

— Я другой замок поставлю, крепкий. Никто не зайдет! Спасибо! Возвращайтесь домой!

Рафида, с сознанием исполненного долга, отправилась восвояси. Глинов оглядел улицу и скрылся в доме.

— Кто это был? Что ему надо среди ночи? — спросил встревоженный Черноносов.

— В соседнем доме живет старуха. Видела, как ты входил сюда, вот и пришла меня предупредить. Подумала, что ты вор, который специально лицо забинтовал, чтобы не узнали. Советовала в милицию заявить.

— Я не видел никакой старухи.

— Зато она тебя видела.

Черноносов помрачнел, задумался.

— Старуха одна живет?

— Одинокая бабка, — ответил Глинов и тут же понял, о чем думал жилец. — Ты эти мысли выбрось из головы. Если со старухой что-нибудь случится, нас с тобой в покое не оставят, доберутся, не сомневайся.

— Ты что, старухи испугался?

— Дело не в старухе. У нее много разных родственников. Один из них здесь в газете работает. Он часто заходит к ней. Сейчас, видимо, на учебе где-то. Если тебе не терпится в тюрьму попасть, дело твое.

Черноносов походил по комнате. Затем подошел к столу, налил из графина полный стакан водки и залпом выпил.

— Мне больше нельзя оставаться у тебя, Сидор. На думай, что я испугался. Не из тех. О тебе забочусь. Из-за меня пострадать можешь.

— Но тебе нельзя в таком виде людям показываться. Надо залечить сначала раны. Мир широк, что-нибудь потом придумаем.

Выход нашелся. Однажды Глинов, придя утром на работу, увидел стоявшую у склада машину. У ворот на лавочке сидели шофер и глупого вида толстяк с отвисшим животом. Вход для работников был подальше. Глинов повернул было туда, как его остановил Сатпаков, крича и махая рукой:

— Эй, товарищ! Чего ты испугался? Иди сюда!

Глинов направился к нему. Пока он подходил, Сатпаков успел оглядеть его с ног до головы. Ну и образина! И как его мамочка не испугалась, когда родила!

— Ты не знаешь, где наш тамыр?

До Глинова складом заведовал некий Бори Карабаев. Проворовался, и его посадили. Когда-то он встречался с Сатпаковым и взял у него взаймы некоторую сумму денег. Жундыбай не мог отказать такому большому человеку. Глинов понял, о ком спрашивал Сатпаков, но сказал:

— А кто это?

— Ты что, моего друга не знаешь? Бори его зовут.

— Не знаю.

— О аллах! Он не знает Бури и, однако, живет на свете и не краснеет. Я у тебя про заведующего спрашиваю.

— Он сейчас здесь не работает, сидит в тюрьме.

— В тюрьме?! Что ты говоришь? — испугался Сатпаков, глядя поочередно то на Глинова, то на шофера. — А ты не врешь?

— Зачем же мне врать?

— Ну да, конечно. Впрочем, я и сам знал, что он этим кончит. Уж очень у него глотка была широкая да пузо обширное. Вот и получил соответственно. А вы, значит, будете новым завскладом?

— Да, что вы хотели?

— Вы мне сразу понравились. Есть такие лица, с первого взгляда нравятся. Я как увидел вас, очень обрадовался. Простите, я разговариваю с вами, а сам не представился, да и вашего имени-отчества не знаю. Стыд! Сидор Найденович? Очень приятно! А меня зовут Жундыбай Сатпаков, — и он протянул доверенность на получение товара.

— Как видите, мы с вами коллеги — оба торговые работники.

— Я вас, по-моему, раньше не видел. Давно вы работаете в нашей сети?

— Вы правы. Мы вот с шофером в эти края недавно приехали. Родные места наши далеко, у самого моря. Пришлось уехать. Связался я там с одной бабенкой, женой родича, ну и пошли разговоры. А здесь, в Коктале у меня родственничек живет по материнской линии. Оказывается, прежний продавец два года без отпуска мучился. Я и взял временно магазин. А этот паренек приехал сюда учиться. В техникум хотел поступить. Провалился и не хочет домой возвращаться. Стыдно ему чего-то. Остался жить у сестры.

Глинов вернул бумагу Сатпакову.

— У меня сейчас идет ревизия. Я не могу выдать вам все товары, указанные в заявке.

Сатпаков расстроился, почесал затылок:

— Ах ты, досада! Мы же издалека приехали. А сейчас время горячее, уборка идет. Если не обеспечить людей, то нам же шею намылят.

— Стоит расстраиваться из-за этого. Время летнее, дорога хорошая. Приедете еще раз, проветритесь, тогда и захватите все.

— Я бы в другое время и слова не сказал против. Но, поймите, много приезжих. Если я в этот раз вернусь с пустыми руками, то, считай, мне нет больше веры.