Василий Сретенский - ОТ/ЧЁТ

— Но все усилия Людовика IX и его наследника Филиппа IV Красивого не дали результатов, которых мы, простите, Ватикан того времени ожидал.

— Ну как же, в счет затрат, ВЫ, кажется, получили графство Венсен.

Испанец почти не среагировал на колкость, он оставался (или казался) совершенно спокойным.

— Поймите, МЫ сейчас не одобряем многие действия наших… предшественников. В том числе и крестовый поход в Лангедок, и массовые убийства, и десятки сожженных на кострах. Все это, без сомнения, ужасно. Но я хотел сказать о другом. Доминиканец Христиан, которому была поручена цензура, перестарался. Он предал огню все сочинения катаров, без разбору, не оставив, как бы сейчас выразились, ни одного контрольного экземпляра. Так что узнать, что собой представляло Святое слово «совершенных», стало невозможно. И кроме того, руководители секты не были идентифицированы. Фраза, брошенная епископом Нарбонским Арно-Амори: «Убивайте всех! Господь узнает своих», — сослужила церкви и НАМ плохую службу. Узнать, кто из руководителей катаров был тайным иудаитом…

— И были ли таковые вообще…

— И были ли вообще, ни тогда, ни теперь не представляется возможным. Была даже высказана мысль, что члены секты смогли пробраться в один из созданных во время борьбы с ними орденов. Подозрение пало на францисканцев. Помимо всего прочего, их обычай перевязываться вервью казался, как бы это сказать… неуместным, что ли. В то время. Слишком уж это напоминало почитание верви — символа Иудина искупления, как полагали еще древние каиниты. Отказ же францисканцев-миноритов от любой собственности наводил на мысль о тридцати сребрениках — единственной собственности Иуды, брошенной им к ногам первосвященников в Иерусалиме. Орден был на грани ликвидации, а одного из его старейших членов — Умберто Казалиса — почти напрямую обвиняли в тайной ереси за поэму «Arbor vitae crucifixae» — «Дерево крестной жизни». Но доказать ничего не удалось. Зато в сочинениях Петра Иоанна Оливы было обнаружено шестьдесят еретических положений. Только торжественное отречение от своих взглядов и скорая смерть в 1297 году спасли его от костра. Епископ Лангедока францисканец Бернар Сладостный был В 1318 году арестован, предан суду святой инквизиции и умер в заточении. На какое-то довольно значительное время след секты был утерян. Как казалось, идеи поклонников Иуды погибли вместе с защитниками замка Монсепор. Но в XV веке Влад Цепеш…

— Ну конечно: кем еще мог быть Дракула, как не поклонником Иуды?

— Нет, он как раз — нет. Даже наоборот. Хронист венгерского короля Бонфини, переехавший к венгерскому двору из Италии в 1485 году, после второй смерти князя Влада, написал в одном письме к… своим друзьям в Риме, что еще в молодости Дракула приказал схватить двенадцать членов некой тайной секты и пытать их. С их подошв была содрана кожа, и раны посыпали солью. А для того чтобы пытка была еще более ужасной, рядом привязали коз и те слизывали своими шершавыми языками соль с кровоточащих подошв. В этой пытке один из казнимых выдал князю страшный секрет, после чего все пытуемые и палачи вместе с ними были немедленно казнены быстрой смертью, что совсем не б характере князя Влада. Все они были порублены на части, а потом сожжены в печи на кухне. Сам же Дракула после этого, как говорили, не боялся смерти. Собственно, слухи об этом доходили до Ватикана и ранее, но монаха, посланного выяснить все на месте, Дракула посадил на кол.

— За шпионаж?

— Нет? за подхалимаж. Эта история есть во всех жизнеописаниях князя XVI века. Клад спросил монаха, что тот думает о нем как о госуlаре.

— А монах?

— А тот, чтобы подольститься к Дракуле, сказал заведомую ложь: мол, князь — справедливый правитель. Ну и сел на кол. Но это так, a propo. Важно, что точных сведений о том, что происходит в Валахии, Ватикан тогда не получил. Бонфини же писал, что остальные члены секты нашли покровительство и при дворе Стефана Молдавского, и у самого венгерского короля.

— Стефан Молдавский? А ведь его дочь вышла замуж за старшего сына Ивана III.

— Совершенно верно. В 148S году великий князь всея Руси направил в Венгрию и Молдавию посольство. Возглавил его дьяк Федор Курицын, известный впоследствии еретик. Бонфини сообщил, что Курицын вел неофициальные беседы с выходцами из Валахии. И, по нашим сведениям, в конце XV века крупным центром иудаитов вновь стала Россия, точнее, Новгород.

Рассказ затягивался, испанец уже несколько раз тянул правую руку к левой, к браслету внешне скромных, но очень дорогих часов. Но каждый раз сам себя одергивал. Торопясь, он опускал подробности, но я все же понял, что новгородские жидовствующие — не что иное, как возрожденная секта иудаитов, а их главу — приехавшего из Греции купца Захарию, или Сахарию, на самом деле надо бы именовать Искарией. Испанец потому так уверенно об этом говорил, что новгородский архиепископ Геннадий, возглавивший борьбу с еретиками, вел переписку с католическими священниками и получил все необходимые сведения о той опасности, которую несет традиционному христианству ветвь Иудина дерева.

Дальше Куард пропустил два века и напомнил лишь, что масонство XVIII столетия давало идеальное укрытие для создания новых центров секты поклонников Иуды.

— Слышали вы что-нибудь о немецких штрикундкрейцерах второй половины XVIII века?

— Вы хотели сказать — розенкрейцерах?

— Нет, именно штрикундкрейцерах, рыцарях «Верви и креста». Увы, нам тоже известно очень мало. Достоверно знаем имя лишь одного из них. И то потому, что он уж слишком старался обратить на себя внимание. Как же: «Личный враг Иисуса Христа».

— А-а, так вы об Анахарсисе Клооце…

— Именно, именно.

Анахарсис, он же по рождению Жан Батист Клооц — прусский барон, философ-циник, «человек мира», богач, тративший в год без остатка 150 тысяч ливров ренты. Надпись «А. Клооц — личный враг Иисуса Христа» он помещал на своих визитных карточках в то время, когда жил в революционном Париже, и был заводилой в двух самых радикальных клубах: якобинцев и кордельеров. В сообщениях аббата Саломона, который был (как деликатно выразился мой собеседник) доверенным лицом Ватикана в Париже начала 1790-х годов, говорилось, что Клооц был не только сторонником всемирной революции, но и яростным пропагандистом ликвидации во Франции и католической, и протестантской церквей как таковых. Именно он буквально заставил епископа Парижа Гобеля и священников-депутатов Конвента отречься от сана в 1793 году.

Солнце зашло — то ли за тучу, то ли совсем за горизонт. Серые тени сплотились вокруг нашего пластмассового убежища. Рассказ, кажется, утомил испанца. Серые складки отчетливо обозначились у носа и рта. Серой пылью казалась его седина.