Василий Сретенский - ОТ/ЧЁТ

Почему-то Куард выбрал грузинский ресторан на Остоженке. Машину, кстати, можно было и не брать, на метро быстрее бы получилось, чем в новых московских пробках. Проскочив фонтан у входа и кое-как справившись с тяжелой деревянной дверью с кованой ручкой, я шел по маленьким зальчикам, оформленным обрывками старых газет, объявлениями полувековой давности и рисунками мелом, среди деревянных столов и ветвей искусственного винограда, пока не набрел на Куарда, сидевшего за столиком на каком-то деревянном балкончике.

Я присел за столик и еще раз извинился. Он, казалось, не обратил никакого внимания ни на само опоздание, ни на извинения, ни на мой виноватый вид. Лишь спросил, не возражаю ли я против сделанного им заказа: салат, лобио, долма. Я не возражал. Неожиданно хмурый официант принес лаваш и «Rioja Reserva Koto de Imas» 1993 года. Положив свою пластиковую папку на стол, я заметил, что рядом с Куардом лежит его черная кожаная папка для документов.

Пока несли салат, мы (точнее, все же я, Куард лишь сделал вид) пригубили вина, немножко поцокали, покивали, и я начал рассказывать о судьбе книги, придерживаясь чеченской версии Пола, но не называя его. Куард слушал внимательно, кивал, потом взялся за салат. Я так и не понял: огорчила его пропажа книги или нет. Решил спросить.

— На следующей неделе в Чечню отправляется религиозно-гуманитарная миссия от Международного фонда святой Терезы. Возможно, мне удастся войти в ее состав.

Вот и все, что он сказал, на минуту отложив вилку. И снова принялся за салат. Я вытащил из своей папки распечатки большой поэмы и ее официального варианта и передал Куарду, объяснив, как мне удалось получить и то и другое. Он поблагодарил. Пока несли лобио и долму, мы помолчали, а дальше Куард повел беседу сам:

— Я был не вполне откровенен с вами неделю назад. Прошу меня понять и простить. Какие-то вещи я не мог говорить без одобрения начальства, какие-то просто тогда не знал. Но теперь я получил полномочия на более, скажем так, откровенную беседу и даже некоторые документы, которые мне разрешено вам передать. Я надеюсь, вы поймете, почему нас интересует данная тема. Дело в том, что на самом деле нам давно известна цель, которую преследуют иудаиты вот уже почти две тысячи лет…

— Мне кажется, — не утерпел я, — что я тоже владею этой тайной. По крайней мере я хотел бы высказать предположение…

Куард взял бокал с вином и сделал им поощрительный жест.

— Они хотят воскресить Иуду; более того, они знают или думают, что знают, как этого добиться.

И я рассказал ему все, что к тому времени узнал о Хвости- нине и его изысканиях, о возможном воскресении герцогини при помощи сведений, содержащихся в бумагах, спрятанных предком Алексея Петровича в винном погребе. Куард пару раз почесал переносицу, что я счел знаком то ли сомнения, то ли удивления. Но в голосе его никакого намека ни на сомнение, ни на растерянность не было.

— Ну что ж, вы значительно облегчили мне задачу. Раз вы все знаете, возможно, вам и самому будет интересно в дальнейшем.

Интересно-то мне было. Но я никак не мог понять, как человек, пусть и искренне верующий, может всерьез, а не как мы с Полом, рассуждать о людях, поставивших себе задачу обойти все законы разом: и природные биологические, и божественные.

— Послушайте: ну ладно Средневековье. Тогда в людей с песьими головами верили. Но сейчас-то… Вы же не скажете мне, что в самом деле верите в возможность воскресения человека, удавившегося две тысячи лет назад?

— Por qué? Скажу. Во-первых, для человека, который должен верить во всеобщее воскресение в далеком или недалеком будущем, это не так уж и необычно. Во-вторых, существует пророчество святого Денама, прямо указывающее на возможность и обязательность воскресения Иуды.

Я никогда не слышал о святом Денаме и просил меня просветить.

— Видите ли, святой Денам мало известен потому, что нам пришлось укрыть его жизнь и творения в тени другого святого. Вы ведь использовали в своем курсе записки о путешествиях святого Брендана.

Это был не вопрос, а утверждение. Я кивнул, одновременно решая, с какого бока подобраться к долме.

— Ну вот. Святой Брендан считается учеником святого Денама. На самом деле святой Денам и есть на девяносто процентов святой Брендан.

— Это как?

— Да так, что святой Брендан путешествовал, да ничего не писал. Все, что известно о его плаваниях, — это то, что он плавал. Сведения же, положенные в основу его жития, взяты из собственноручных записок святого Денама, только значительным образом скорректированных. Более того, я бы выразился еще точнее: святой Брендан — это созданная в X веке дымовая завеса, с тем чтобы спрятать святого Денама и его пророчество.

— Что же в нем такого страшного?

— А вот почитайте. Специально для вас перевели с латыни на испанский.

Он вынул из своей папки пару листов бумаги и передал мне. На первом листе вверху значилось:

«Житие, странствия и пророчества святого Денама, именуемого также Вдагоном, составленное в 600 году от рождества господа нашего Иисуса Христа, его учеником, монахом монастыря Святого Духа, братом Борном».

Но это было не все житие, а лишь один фрагмент, озаглавленный:

«О третьем плавании святого Денама к Закату, и о чудесных явлениях, случившихся со святым и его спутниками на восьмой неделе сего плавания, а также о том, как удалось им счастливо избежать напастей, поджидавших их на пути».

Собственно говоря, два этих заголовка и занимали почти всю первую страницу, а нужный мне фрагмент был отчеркнут красным фломастером на следующей:

«…и возблагодарили Господа, давшего им новую пищу, и плыли три недели, и не видели больше земли. И по прошествии трех недель закончились у них вода, хлеб и коренья И сказал святой Денам: „Братие, положите весла. Положимся на волю Господа, который не оставит нас“. И туг же поднялся сильный ветер, погнавший судна на закат. И плыли они так три дня и три ночи. А на исходе третьей ночи в воскресенье увидели они Остров, со всех сторон окруженный валунами меж которыми бурлила вода, как будто она кипела. И у одного валуна бил фонтан кипящей воды, а из моря торчала голова человека, страдающего от жара и жажды.

И когда они приблизились к сему Острову, то ветер прекратился, и волны улеглись. Но святой Денам запретил своим спутникам выходить на берег, ибо был этот Остров краем земли. Все послушались и лишь один брат Дабей, мучимый жаждой, сошел на берег. И случилось с ним то, что как он ни шел, не мог ни удалиться от берега, ни приблизиться к воде, ни вернуться обратно.

Совершив крестное знамение, братья запели: „Услышь, Господи, правду, внемли воплю моему“ (Псалом 16). И тогда вновь показалась голова человека из волн у самых камней. И спросили они: „Кто ты и что здесь делаешь?“