Ольга Лаврова - Отдельное требование

Барабанов. Не прост. Он станет петлять до последней крайности. А время жмет.

Пышная палаточница, а? Послабее других, бесспорно. Но от нее особых открытий не жди. Главного она вообще не знает.

Филимонова. Вот Филимонова... Не глупа. В данном случае это для нее минус, для нас — плюс. Умный способен воспринимать логические доводы. А дураку какие резоны ни приводи, он не понимает их силы. Открещивается от очевидности и стоит на своем... А кроме того, Филимонова знает всю подноготную с учетом...

Решено. Филимонова.

Он попросил Головкина собрать у себя всю бригаду.

— Товарищи, у нас мало времени, я буду краток. Речь идет об организованном хищении «левой» продукции на швейной фабрике в Павлово. Продукция — женские блузки — изготавливается из неучтенного синтетического сырья, которое производится на шелкоткацкой фабрике в Москве. Реализация блузок осуществляется через промтоварную палатку на вокзале. Место, сами понимаете, чрезвычайно удобное: покупатели уезжают, свидетелей нет. Каким образом совершается хищение сырья? У шелкоткацкой фабрики есть загородный цех. Там ткани проходят последний этап обработки. На всех подобных производствах ткани, поступающие в последний — выпускающий — цех, учитываются по количеству тюков. Выпуск же из цеха учитывается по весу обработанной ткани. Насколько точно поступление в тюках соответствует выпуску в тоннах, никто толком не проверяет. Те из вас, кто вел хозяйственные дела, с этим сталкивались. Если бы выпускающий цех был на территории Московской фабрики, хищение было бы затруднено, потому что надо как-то миновать охрану. Но Павловская швейная фабрика, как я выяснил, получает сырье прямо из загородного цеха без предварительного завоза на московский склад. «Во избежание лишнего бюрократизма», как они объясняют... В хищении участвуют: завскладом и инженер-технолог шелкоткацкой фабрики, кладовщик и снабженец Павловской фабрики и продавщица вокзальной палатки. Разумеется, по предварительным данным... Теперь о пуговицах. Из выпускающего цеха завозится лишняя ткань, шьются «левые» блузки, идут лишние против нормы пуговицы. Образуется недостача. Перед ревизией наводится ажур: добываются в Москве пуговицы — появляется таинственный чемодан.

— И это вы все дедуктивным методом, Олег Константинович? — не выдержал Кока Светаев.

— Им самым, — улыбаясь, отмахнулся Вознесенский. — Теперь последнее — ссора на площади, Я думаю, делили дивиденды и в чем-то не поладили. Психология известная: крадут тысячи, дерутся из-за рубля. Итак, история заурядная, с типовой психологией и технологией. — Вознесенский позволил себе маленькое заключительное кокетство.

— Олег Константинович, — Головкин посмотрел на часы, — вы не забываете о том, какое расстояние бывает между «догадаться» и «доказать»?

— Не забываю. Попрошу товарищей из ОБХСС срочно организовать следующее: опечатать палатку, опечатать оба склада — загородного цеха и швейной фабрики — и завтра начать там инвентаризацию. А через час у нас будут показания о всей механике хищения. Для этого Раисе Власюк немедленно нужна машина.

— Считайте, что я распорядился, — согласился Головкин.

— Побежали, Раечка, побежали, — полуобнял ее Вознесенский. — Я вас провожу до машины и объясню, что надо делать. Мне нужен ключ к Филимоновой. Слава богу, живет она рядом. Вы едете к ней домой и допрашиваете сына, кто у нее сегодня ночевал. Знает он имена — прекрасно! Не знает — достаточно примет. Если заметил чемодан, с которым утром уходили, совсем хорошо. Вот и все. Сущие пустяки. На десять минут работы. Только вам надо заехать переодеться, а то в форме и парня напугаете, и толку не добьетесь, да и разговоры по двору пойдут — нам это сейчас ни к чему. И умоляю, голубушка, в темпе!

Он открыл перед ней дверцу машины и даже помахал вслед рукой.

Вот теперь Вознесенский почувствовал лестницу. Но-но, рано уставать. Ему предстоит сегодня еще коронный рывок — с Филимоновой. Правда, когда она прочтет показания сына... Он вспомнил лицо женщины во время разговора по телефону. Да, расчет железный.

У дверей своей комнаты он столкнулся с Кокой.

— Слушайте, Светаев, уважьте усталого человека. Человек хочет чаю.

Кока принял позу услужливого официанта.

— Мигом-с!

Сегодня Кока готов был ботинки чистить Вознесенскому.

Но чаепитие было испорчено. В кабинет влетел начальник райОБХСС.

— Товарищ Вознесенский, что ты тут затеял?

— Затеял чай пить, разве не заметно? — Меньше всего сейчас хотелось разговаривать именно с этим человеком.

— Да я не о том, о деле. Ты мне скажи...

— Присядьте, — холодно прервал Вознесенский.

Он всегда игнорировал попытки майора к этакой «милицейской простоте» и каждый раз старался дать ему почувствовать, что хотя тот горланит всем: «Здоров, товарищ такой-то, как житуха?» — но вовсе не становится от этого «своим в доску». И вообще, какой он милицейский работник? Заявился сюда без году неделя то ли из райисполкома, то ли из обкома профсоюза. Был «помзавом» или «замначем», а теперь, как говорит Райкин, «бросили меня на милицию». А тут, брат, одного того, что умеешь на трибуне воду из стакана пить, — мало. Ох мало!..

— Пойми, товарищ Вознесенский, — круглым румяным голосом пионервожатого убеждал майор, — дело-то простое. У кладовщика в Павлове недостача. Чего? Пуговиц. А в чемодане что? Пуговицы! Ясно?

— Не очень, — отозвался Вознесенский.

Высокий лоб майора засветился мыслью.

— Он эти пуговицы стащил и намеревался передать продавщице промтоварной палатки на предмет реализации.

— Такую версию я как-то упустил, — со скрытой иронией протянул Вознесенский.

— А что я и говорю! — обрадовался майор. — Зачем нам сложности разводить? Недостача в Павлове — пускай и расследуют в Павлове. В соответствии с законом. Не надо, товарищ Вознесенский, преувеличивать организованность преступных элементов. Это я тебе как старший товарищ хочу подсказать.

«Знаешь ведь: не поверю, будто ты такой дурачок. Но тебе все едино, только бы спихнуть лишнее дело с плеч. Лишнее дело — лишние заботы, лишние аресты, лишние неприятности. Привык в своей конторе — или где там — сплавлять кляузные бумажки от стола к столу. Эх!..»

— Я вам советую согласовать вопрос с Головкиным, — серьезно сказал Вознесенский.

«В чем, в чем, а в этом на старика можно положиться. Предательства не учинит».

Даже не отдышавшись, Раиса позвонила. Тотчас из глубины квартиры послышались веселые, вприпрыжку шаги. «Наконец-то!» — покровительственно проворчал за дверью мальчишеский голос. Но улыбка, которую мальчик нес навстречу этому звонку, разом поблекла и сменилась досадливым недоумением. Поймав себя на невежливом выражении лица, он сказал: