Николай Черкашин - Опасная игра

Все произошло в считанные секунды. «Ирокез» даванул на тормоза, всех бросило вперед, Еремеев пребольно вдавился в свой чемоданчик, но все же успел упереться руками в панель. «Волгу» юзом нанесло на крышу микроавтобуса — железный скрежещущий удар, звон стекла, боль во лбу и последняя мысль — конец…

Все же мысль была не последней, так как тут же высветилась другая — «жив!»

Жив был и «ирокез», а главное — Карина, она отделалась легкими ушибами. Смазав с рассеченного лба кровь, Еремеев выбрался из помятой «Волги», заглянул в искореженный «рафик». Водитель, пожилой мужчина, придавленный мотором, не подавал признаков жизни. Глаз мельком отметил два пулевых попадания в голову — кончен. Пассажир, сидевший рядом — через кожух двигателя — хрипел и дергался, пуская из изуродованного рта кровяные пузыри. Двое парней в салоне тоже еще были живы, хотя и прошиты навылет. Проще всего было вытащить того, что сидел, а сейчас полулежал, рядом с водителем. Еремеев открыл почти не пострадавшую дверцу и крикнул побледневшему «ирокезу»:

— Помоги!

Но вместо рыжего на помощь бросилась Карина. Они уложили захлебывающегося кровью парня на траву. Рана его была ужасна: пуля раздробила нижнюю челюсть, и к тому же он ткнулся лицом в лобовое стекло — глотку забивало стеклянное крошево и кровавый кляп иссеченного языка. Раненый задыхался. «Еще минуты три и асфиксия», — профессионально отметил Еремеев. В нем вновь ожили полузабытые навыки и рефлексы. Все было как в Афганистане: разбитая изрешеченная машина, обочина, раненые… Не было только медицинской сумки под рукой.

— Аптечка есть? — крикнул он бизнесмену.

— Нет.

— Ну и дурак. Тащи мой чемоданчик!

По старому доброму правилу, заведенному еще с курсантских времен, Еремеев всегда носил в заднем кармане брюк перевязочный индивидуальный пакет. Сегодня утром он израсходовал его на Дельфа, пополнить же не успел.

— У меня есть вата! — вспомнила Карина.

— Давай сюда.

Он вытащил из чемоданчика бутылку водки, скрутил колпачок и сполоснул руки. Обмотав указательный палец ватой, смоченной водкой, он попытался очистить глотку от стекла. Но это плохо удавалось.

— Булавку английскую! Ну?! — умоляюще посмотрел он на помощницу. Карина растерянно шарила по джинсам, куртке.

— Шпилька подойдет?

— Годится.

Обеззаразив шпильку водкой, он оттянул язык пострадавшего, проткнул кончик шпилькой… Теперь надо было приколоть, примотать шпильку к нижней губе, но той просто не было и в помине, как не было и нижней челюсти. Он попытался пристроить ее к узлу галстука, но не нашел чем примотать. Время летело, раненый уже синел от удушья.

«Трахеотомия!» — вспыхнуло в мозгу.

— Держи! — передал шпильку с оттянутым языком Карине. Та, сморщившись, отвернулась, чтобы не видеть лишний раз кровавое месиво вместо человеческого лица. Из все того же незаменимого чемоданчика Еремеев извлек свой флотский кортик, протер клинок водкой и, нащупав под кадыком горло, вонзил острие меж хрящевых колец, затем повернул несколько раз, расширяя отверстие, и парень вздохнул… Страшный это был вздох, с кровавым всхлипом, хрипом. Но все же вздохнул и раз, и два, и в третий раз грудь его живительно приподнялась.

«Трубку бы!.. Рояль тебе в кустах!»

Однако же осенило: достал из куртки шариковую ручку, зубами вытащил затылочную пробку, откусил пишущий узел, выплюнул его вместе со стержнем и получилась вполне медицинского вида — прозрачная даже! — трубка. Промыл ее бесценной «Никольской» и вставил вместо выдернутого кортика. Все! Этот почти в безопасности. Что с другими? Других вытаскивали через заднюю дверцу салона, поддев ее монтировкой. Сначала выволокли тело двадцатилетнего парня в японской куртке с рекламной надписью «Nikon» на спине. Он уже не стонал и не дергался. Еремеев развел пальцами веки: смерть глянула на него широкими зрачками своей жертвы.

— Готов.

«Эвтаназия… Мать ее в клюз!»

Полезли за следующим. Тот оказался мужчиной лет тридцати с черными сросшимися бровями и смуглым лицом. Кавказец? Он дышал. Судя по хлюпающим звукам и кровавой пене на губах, у него был явный пневмоторакс. Разорвав ему на груди облитую рвотой рубаху (сотрясение мозга), Еремеев сразу же обнаружил кровоточащую пузырящуюся дырочку выше диафрагмы.

«Типичный клапанный пневмоторакс — уточнил он свой диагноз. — Герметизировать входное отверстие… Кусочек бы пластыря…»

Жизнь этого незнакомого человека висела сейчас не на волоске — на лоскутке лейкопластыря. Кавказец делал судорожные попытки вдохнуть, но свежий майский воздух был ему недоступен. Кем бы он ни был в своей жизни, но сейчас он представлял собой дырявые меха воздушного насоса, нуждавшиеся в банальнейшей заплате.

Еремеев оглянулся по сторонам. Карина все еще стояла перед ним с пакетом ваты. Пакет! Полиэтиленовый пакет… Он вытряхнул из него вату, сложил вдвое, сполоснул водкой и плотно прижал к пулевой пробоине в груди. Раненый втянул воздух и наконец-то наполнил легкие, воистину, эликсиром жизни. Жизнь… Как легко ее выпустить из бренного сосуда…

Теперь надо было чем-то перебинтовать импровизированный пластырь. Еремеев велел Карине прижимать пакет, вытащил у кавказца из брюк ремень, и, сделав из носового платка прокладку, притянул ее вместе с полиэтиленом. Получилось. Кавказец дышал. И даже пришел в сознание. Еремеев привалил его спиной к днищу опрокинутого «рафика».

«Промедола бы… Щас тебе».

— Ехать сможешь? — крикнул он «ирокезу», сокрушенно рассматривающему покореженный радиатор и смятое крыло.

— Да вроде бы…

— Вези этих двух в больницу. Тут за переездом на спуске к Абрамцеву…

— Да знаю я.

— Номер «мазды» не заметил?

— Нет. Да это ивантеевская мафия. Они с хотьковскими давно уже разбираются… Как с машиной-то? Брать будете?

— Отремонтируешь — возьму. Справишься обо мне на Вокзальной, в доме десять.

Подъехал милицейский мотоцикл.

— Что стряслось, граждане? Кто стрелял? — затараторил гаишный лейтенант, вылезая из коляски.

— Пусть раненых отвезет, — кивнул Еремеев на парня. — Я расскажу…

Разложили сиденья, уложили пострадавших, «волга» двинулась в город.

— Это ваш кортик? — вскинулся лейтенант. — Разрешение на ношение есть?

— Нашел топор под лавкой! Ты бы тех искал, кто с автоматами средь бела дня разъезжает.

— Я сам знаю, кого мне искать. Документы!

Еремеев протянул ему следовательское удостоверение. Хорошо не успел сдать. Да и сдавать, похоже, не стоит. Дубликат надо сделать. Такая ксива по нынешним временам дороже паспорта.

— Куда следуете, товарищ капитан?

— По назначению.

— Надо бы протокольчик составить.

— Пиши. «Мазда» голубого цвета нагнала «рафик» при въезде в город в четырнадцать часов десять минут…