Николай Черкашин - Опасная игра

— Марья Петровна? — спросил Еремеев наугад.

— Вера Кирилловна, — поправил голос позавчерашней лимитчицы.

— Кирилловна, это оперативник, который просил тогда лифты остановить. Помнишь?

— Помню, помню.

— Теперь еще одно боевое задание. Позвони дежурному в наше отделение милиции. Скажи ему, что Еремеев просил срочно подогнать к «свече» ПээМГэ.

— Чего подогнать?

— По буквам — Покой. Мыслете. Глаголь.

— Какой покой?

— Еще раз по буквам: Павел. Марина. Григорий. Патрульная милицейская группа.

— Поняла. Сейчас позвоню.

— И скажи, что Еремеев просил проверить белый «мерс» у подъезда, а потом чтоб поднялись ко мне на шестой этаж.

— Поняла. Все сделаю.

Еремеев отпустил клавишу и победно посмотрел на Карину.

— За тобой «Сникерс».

— А может, ты больше любишь «Марс» или «Баунти»?

— Ну, конечно, «райское наслаждение».

— А когда твоя ПМГ приедет?

— Если машина где-то поблизости, то минут через пять… Через пятнадцать — от силы.

— Господи, как спать-то хочется. На меня еще супрастин действует.

Карина снова уткнулась головой в колени. Еремеев молча разглядывал ее из своего угла. «Девчонка совсем. А волосы красивые… Ей бы замуж да детей нащелкать. За большими деньгами погналась. Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Все мы любим шампанское. Любительница шампанского. Любительница абсента!..»

Минут через десять в соседней лифтовой шахте загудела лебедка и кабина остановилась на шестом этаже.

— Еремеев, — окликнули снизу, — ты здесь?

Он нажал кнопку и спустился на оставшиеся полэтажа. На площадке его встретили сержант Макарычев и незнакомый молодой милиционер.

— Что стряслось? — спросил Макарычев, уставившись на Карину.

— «Мерс» проверили? — перебил вопрос вопросом Еремеев.

— Нет. Сразу же развернулся и уехал. Но номер засекли и дали оповещение на задержание.

— Жаль.

— Да мы тебя выручать спешили. А ты вон — жив-здоров…

«Да еще с кралей!» — продолжил про себя Еремеев то, что не досказал сержант.

— Ладно. Это все по делу Вантуза. Поехали в отделение.

Карина испуганно стрельнула в него глазами.

— Кофейку попьем, — успокоил он ее. — Супрастин разгоним.

Они не без труда втиснулись в желто-синий милицейский «жигуль» и покатили к Преображенскому рынку, обставленному башнями бывшего старообрядческого монастыря. Тридцатое отделение милиции размещалось в старинном, но пока что крепком корпусе, где когда-то жили келари. Еремеев взял у дежурного ключ от своего еще не сданного преемнику кабинета.

— Махалин вернулся?

— Вернулся, — подтвердил дежурный.

Он втащил Каринину сумку на второй этаж, отпер дверь с табличкой «Следователь».

— Так ты не фискач? [5] Фискач — от ФСК — жаргонное название сотрудника Федеральной службы контрразведки. — разочарованно спросила Карина, оглядывая неприглядную обстановку его кабинета: конторский стол, ободранный диван, ундервуд на обшарпанном сейфе.

— С этим мы позже разберемся. Следи за чайником.

Еремеев воткнул шнур в розетку, пошарил по ящикам стола и вытащил вскрытую пачку печенья, затем забрал с подоконника две плохо отмытые фаянсовые чашки и понес их домывать в туалет.

«Да, это тебе не Венеция, — подытожил он впечатления гостьи. — Хорошо, что она этот сральник не видела». Раковина умывальника в мужском туалете была отколота так, что вода едва-едва попадала в сточное отверстие, не расплескиваясь по полу. Вся убогость казенных стен, в которых прошел не один год его жизни, открылась ему с беспощадной резкостью, и он еще раз порадовался, что покидает их раз и навсегда.

Он заварил остатки растворимого кофе, бросил в чашки гнутые алюминиевые ложечки, достал из сейфа надорванную коробку с рафинадом. Оттуда же он извлек и электроразрядник Вантуза, включил его в сеть. Пока Карина, обжигаясь, пила горячий кофе, он выписал ей свидетсльскую повестку, отметил явку и взялся за протокол допроса.

— Так… Табуранская Карина Казимировна… Год и место рождения?

— Ты это серьезно? — вскинула она на него длинные с полуоблетевшей тушью ресницы.

— Это по делу о нападении на тебя в Шереметьеве. Его будет вести другой следователь. Он сейчас придет. Я хочу, чтобы ты побыстрее покончила со всеми формальностями и мы уехали бы…

— Куда?

— Хоть куда. В безопасное место. Подальше из Москвы.

— Это где?

— Если ты хочешь, чтобы я помог тебе выжить в этой ситуации, не задавай лишних вопросов. И побольше ответов, пожалуйста. Итак, где ты родилась?

— Город Гродно. Первого сентября одна тысяча девятьсот семьдесят третьего года. Я правильно отвечаю, гражданин начальник?

— Продолжайте в том же духе, гражданка Табуранская. Место работы. Профессия. Должность?

— Товарищество с ограниченной ответственностью «Сотана ТВ-э». Референт-переводчик.

— «Сотана ТВ-э»… Это что-то с телевидением связано?

— Нет. Это слово-перевертыш. Если прочитать наоборот, получится «Эвтанатос».

— Эвтанатос… Эвтаназия. Греческое слово.

— Знаешь, что оно означает?

— Благородная смерть.

— Приятная, легкая смерть.

— Веселенькую ты себе фирму подыскала. И чем она занимается?

— Пей свой кофе. Остыл.

— И все-таки, чем занимается фирма «Сотана ТВ-э»?

Карина отставила чашку с недопитым кофе.

— Я дала подписку о неразглашении.

— Хм… Считай, что укол паука-птицееда снял с тебя всякую ответственность перед фирмой. Или ты собираешься вернуться?

— Нет.

— Хочешь, я дам тебе подписку, что псе услышанное от тебя я не обращу тебе во вред?

— Не надо никаких подписок. Просто я действительно не знаю, чем именно занимается эта фирма. Что-то медицинское. Какие-то лекарства, препараты собственной разработки. Почти вся продукция идет за бугор.

— А ты чем занималась?

— Переводила. Готовила контракты. Подавала кофе. Улыбалась. Делала книксены. Эскортировала.

— Это еще что такое?

— Ну, сопровождала важных контрагентов в ресторан вместе с шефом.

— А кто шеф?

— Я видела его всего два раза. Пожилой такой, профессор или академик даже. Его зовут Герман Бариевич. Кликуха Гербарий.

— Ну, хорошо. Вернемся в Шереметьево. Вот тебе лист. Напиши все, что с тобой произошло. Придет Махалин Виктор Георгиевич, отдашь ему. Я зайду домой, заберу вещи и собаку.

— Собаку? А кто у тебя?

— Кавказец. Вот такой мужик! Дельф Бурхан Паррайт фон Пален.

— Здорово. А у меня пудель был. Бутон.

— Почему был? Чумка?

— Энтерит.

— Бывает. Прививку надо было делать… Кстати, вот твой шприц-тюбик, я отдам его на экспертизу… Сиди здесь и никуда не выходи. Я вернусь через полчаса.