Эрик Ле Болок - Нож винодела

Журдан так и не смог привыкнуть к цинизму прокурора.

Внутренние органы Фабра теперь разложены по смежным мискам. Сельпрен ввел зонд, чтобы проследить путь пули.

— Пуля вошла спереди и пробила верхнюю часть левого легкого, продолжив путь, она вызвала костное раздробление в области лопатки, ключицы и плечевой кости.

Перраш не вынес последних уточнений хирурга и вынужден был отправиться в уборную. Едва он вышел, как Пуаре не удержался от колкого замечания:

— Вот он, знаменитый парижский полицейский! Я думал, он покрепче.

Сельпрен продолжал:

— Я констатирую лицевую гиперемию… Цианоз… Полость рта заполнена денежными купюрами. Исследование трахеи также свидетельствует о наличии этих купюр, которые закупорили дыхательные пути и повлекли смерть от удушья. — Он повернулся к застекленному проему: — Кто из вас может подойти подтвердить повреждения?

Надя Маджер сидела за письменным столом. Она сняла трубку и набрала номер мэтра Фолласа, нотариуса в Бордо. Кюш и Мартен сгорали от нетерпения. Надя включила громкую связь, чтобы они могли слышать.

Раздались долгие гудки.

— Надеюсь, Андре дал нам нужного нотариуса.

— Сейчас узнаем, Мартен.

На другом конце линии кто-то снял трубку.

— Алло, мэтр Фоллас?

— Он самый.

— Я — лейтенант Маджер из судебной полиции.

— А-а… добрый день, лейтенант, я ждал вашего звонка, рядом со мной один из ваших коллег, он рассказал мне о ситуации.

— Месье Антуан Шане действительно был одним из ваших клиентов?

— Да, нотариальная контора вела его дела в течение многих лет.

Кюш поднял большой палец, не спуская глаз с Нади.

— Он оставил завещание?

— Да, действительно, у меня есть завещание, которое он вручил мне в феврале две тысячи третьего года.

— Мой коллега должен был передать вам судебное постановление.

— Все в полном порядке, завещание передо мной… Хотите, чтобы я вскрыл его?

— Пожалуйста.

— Очень хорошо, я вскрываю конверт…

Кюш с удовлетворенным видом смотрел на своих коллег. На этот раз расследование продвигалось гигантскими шагами.

— Исход дела еще неясен.

— Итак, я читаю: «Я, нижеподписавшийся Антуан Шане, проживающий в Сент-Эмильоне, на улице Пренс-Фери, в доме номер пять, завещаю все свое имущество господину Андре Казимиру Луи Этьенну, родившемуся десятого июня тысяча девятьсот пятьдесят пятого года в Гренобле, ныне проживающему в моем доме.

Составлено в Сент-Эмильоне двадцать первого февраля две тысячи третьего года». Как видите, это довольно коротко, но вполне определенно.

— Спроси у него — завещание написано от руки или напечатано на компьютере?

— Я слышал… Оно написано от руки, и могу вас заверить, что это действительно почерк месье Шане. Впрочем, он лично вручил мне тогда этот документ.

— Значит, его подлинность не вызывает сомнений?

— Абсолютно никаких. Но может статься, что у него дома обнаружится более позднее завещание, в таком случае оно заменит то, что находится у меня.

— Да, разумеется, мы это проверим.

— У вас есть еще вопросы?

— Босс?

— Нет, мне этого достаточно.

— Тогда все, мэтр, спасибо за сотрудничество.

Завещание Шане вновь наделяло Андре вполне обоснованным мотивом: десять миллионов евро.

— Скажите, патрон, такое наследство — это ведь подходящий мотив!

— Вот видите, никогда не следует окончательно исключать подозреваемого. При расследовании вчерашние истины не обязательно сохраняют свою силу на следующий день.

Надя задумалась. Но, услышав замечание Мартена, оживилась:

— Скажем так, суд присяжных это может заинтересовать, особенно ввиду размера имущества… Но как бы там ни было, я не думаю, что он причастен к убийству своего хозяина.

Выйдя из задумчивости, Кюш в свою очередь согласился:

— Да, и к тому же этим можно объяснить смерть Шане, но как быть с другими?

— Верно, в отношении Анисе и Марьетта этот мотив не годится.

— Надо все-таки попробовать узнать, был ли Андре в курсе относительно содержания завещания: в любом случае, это может послужить отправной точкой. Надя, внеси это в свою программу.

— Заметано, босс.

— Мартен, Нгуен, вы пойдете со мной.

Мадам де Вомор сидела на канапе в большой гостиной, рядом с ней устроился Казимир Андре. Напротив них — Надя Маджер. Она пыталась вывести на чистую воду смотрителя винных хранилищ. Если он знал о завещании, то это делало его первоочередным подозреваемым.

— Мы связались с мэтром Фолласом. Это действительно нотариус месье Шане.

— Я же вам говорил.

— Вы имеете какое-то представление о содержании завещания?

— Ни малейшего. У нас не было об этом разговора с профессором.

— Хорошо, продолжим.

— Говоря откровенно, я даже не знал, что у него таковое имелось.

— Беда с вами в том, что, когда задаешь вам вопрос, неизменно возникает ощущение, что досаждаешь вам.

— Ничего подобного, я всего лишь отвечаю. Видите ли, я потерял друга и сожалею, что не сумел защитить его…

— Казимир, ты не в ответе за то, что происходит.

— Во всяком случае, ваш хозяин, должно быть, очень любил вас, так как завещал вам все свое состояние.

— Что превращает меня в главного подозреваемого, не правда ли?

— Само собой, это не облегчает вашего положения.

— Деньги меня не интересуют, и я вправе отказаться от наследства. По крайней мере, это избавит вас от забот.

— Но послушайте, он же говорит, что ничего не знал о намерениях месье Шане!

Анж Дютур спокойно курил сигарету. Возобновление работы мастерской после нескольких дней перерыва усилило леность механика. Он обсуждал что-то с водителем автоцистерны Анри, седеющим мужчиной лет сорока пяти, высоким и полным, с татуировкой на левой руке. С сигаретой в зубах, он издалека наблюдал за работой своего помощника Стефана.

— Сбавь темп, малый! Послушай, твой парень слишком торопится очистить мой резервуар. И после мне самому придется с этим возиться… Так что давай без спешки, о'кей?

Беседуя, они с важным видом прохаживались перед гаражом.

— Вот она, нынешняя молодежь, они особо не стараются. Заметь, до обеда ты мой последний клиент, и чем скорее он кончит, тем скорее мы сможем пойти в «Дубовую бочку» пропустить по стаканчику.

— Хорошая у тебя работенка! А к вам еще можно наняться? Хотя с тех пор, как толстяк в бегах, у меня тут тоже неплохо.

Анри захохотал, хлопая Анжа Дютура по плечу:

— Даже когда он был здесь, ты тоже вроде не надрывался.

— Хотел бы я на тебя посмотреть! Он сваливал на меня все дерьмо. Естественно, это не вдохновляет.

— Н-да, в конце концов, жрать надо. А думаешь, мне легко в сорок-то пять опорожнять резервуары?

— Да что ты опорожняешь? Ты ведешь себе грузовик — и баста! Руки у тебя чистые. Можно сказать, аристократ отработанной смазки.