Леонид Словин - Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)

Мафиози не был вооружен, и правила применения оружия не разрешали Чернышеву этом случае использовать для задержания пистолет.

Виктор просто занял место напротив Ченя.

Теперь они оба синхронно колебались, как маятники. Контактное восточное единоборство — опасная штука. В такой схватке цивилизованность сбрасывается, как одежда, когда она только мешает…

Это снова был Афган. Выжженный клочок земли и автоматные очереди из-за скал. И прикорнувшие ребята, которые уже никогда не поднимутся…

— Ну что, писательский сынок, похоже, это не то, что описывал в своих романах твой отец? — услышал Виктор горький, как дым пепелища, голос комбата.

Он не стал говорить, что отец никогда не писал о войне, а слагал песни о героях труда и космонавтах, патриотах и борцах за мир. Это был социальный заказ, а он — его верным и удачливым исполнителем.

Тогда они, все — таки, вырвались из засады. Удастся ли сделать это сегодня?

Вокруг снова столпились зеваки.

Что движет людьми в такие моменты? Жестокое любопытство? Суеверная радость: не я? А может, — это выхлопной канал человеческой агрессивности?

Уклон, и нога Ченя в тяжелом, с металлической поверху пластиной проносится у его подбородка.

А теперь бить самому: с поворотом, как учили! — мелькает в мозгу Виктора.

В тот же момент его и Ченя хватают несколько сильных рук. Сначала он ничего не понимает: ч то произошло? Почему толпа вокруг из окаменевшей в напряжениом молчании вдруг становится живой и шумной?

Лица движутся, жестикулируют, улыбаются. Ах да, — новые действующие лица. Группа захвата! Явились, не запылились! По дороге в районе Лыткарина они попали в автоааварию, конфисковали попутный микроавтобус… Но все равно не опоздали.

На китайском мафиози — наручники.

Анастасия что — то объясняет старшему группы, видно, передает номера машин — первой, на которой уехали китайцы, и второй — в какую сели «новые русские».

Группа захвата заталкивает Ченя к себе в микроавтобус. Повеселевшая толпа возбужденно переговаривается: она на их стороне. Справедливость — с полицейскими. Они — стражи порядка.

На них показывают пальцами, улыбаются. Ими гордятся. Радуются. Порок наказан, справедливость восторжествовала.

Виктор растерянно оглядывается:

— Блин! Где мой телефон?

Он возвращается на пустырь за коммерческими палатками, ходит, чертыхаясь, вглядывается в вытоптанный снег и, в конце — концов, находит его. Но пользоваться им ему уже никогда не придется. Он разломан ко всем чертям.

Ему навстречу идет Алекс. Он первым увидел спецназовцев и убрался в сторону, чтобы не подвести Виктора и Анастасию. Тем ведь категорически запретили брать с собой иностранца:

«Вы что, оборзели?. А страховка? А выплата пособия семье при несчастном случае? „Черный тюльпан“? Транспортировка? За чей счет, гаврики?»…

— Ну что, капитан, выпьем? — спрашивает Виктор.

— Сейчас? — Крончер вздрагивает.

Они следуют в ларек, у которого только что разыгрывался бой местного значения, Виктор о чем-то переговаривается с продавцом. К ним присоединяется Анастасия и они проходят в святая-святых, в глубь.

Тут еще недавно кто-то выпивал. Немытые стаканы, крошки хлеба оборванные бумажки-лицензии…

Продавец открывает им бутылку «Привета». Потом — банку огурцов. Ставит три стакана…

— Ты, действительно, завтра летишь? — спрашивает Виктор.

— Да. Эмиссар мной не очень доволен…

— Значит, и тебе ничего не светит?

— Абсолютно.

— Тогда это, тем более, необходимо отметить. Чень — весьма крутой мужчина. И мы справились с ним.

— И с Рындиным тоже, — добавляет Анастасия.

Ей невесело. Может, еще в большей мере, чем Крончеру.

Чернышев разливает водку.

— Видела бы меня сейчас моя мать, — криво ухмыляется Алекс.

— Ну, — машет рукой Виктор, — моя к такому давно привыкла… Может, у нее было на это больше времени?!

И снова аэропорт. Только на этот раз — международный. «Шереметьево».

В том, что эту ночь ни Анастасия, ни Алекс не спали, у Виктора нет никаких сомнений: у обоих от зевков, как они не старались это скрыть, стягивало лица, а под глазами, как чеканка, выделялись темные круги.

Какое идиотство — условности, подумал Чернышев, глядя на них.

Им явно хотелось скорее остаться вдвоем, но показать этого они не могли. Более того, — пытались всем своим видом продемонстрировать чисто официальную сдержанность.

Так продолжалось, пока Чернышев внезапно не вспомнил, что здесь, в аэропорту, работает его старый знакомый — диспетчер, и ему во что бы то ни стало необходимо с ним встретиться.

Именно сейчас…

Он исчез, и они остались вдвоем: Алекс и Настя.

— Когда у тебя отпуск? — словно он ее об этом не спрашивал раньше, осведомился Алекс.

— В августе…

— Месяц?

— Месяц плюс время на дорогу!

— Я встречу тебя в аэропорту имени Бен-Гуриона…

— Это далеко от Иерусалима?

— Меньше часа езды, — вздернул он брови: у нас расстояния иного порядка. — А раньше не сможешь?

Она мотнула головой:

— У нас график…

Он взял в руки ее лицо и тихо, с нежностью прикоснулся. Она прикрыла глаза.

— Мы с тобой, как два поезда: встретились на дальнем полустанке и понесемся в разные стороны, — прошептала она.

— Поезда уходят и возвращаются, — провел он пальцем по ее подбородку.

— Но не пассажиры…

— И пассажиры тоже, — поправил он убежденно.

Перед ними снова возник Виктор. Его, буквально, трясло от смеха. О знакомом диспетчере он явно забыл.

— Колобок! — зашелся он до кашля от хохота. На него, ничего не понимая, глядели Настя и Алекс.

— Какой «колобок»? Ты что городишь? — спросила Анастасия с досадой.

— Катала …

— Да можешь ты, в конце — концов, толком объяснить?!

Всхлипнув в последний раз и с трудом вытерев глаза платком, Виктор объяснил:

— Карточный шулер! Вон он! Летит в одном самолете с Алексом на свою новую родину…

И он показал рукой на маленького лысоватого мужчину лет сорока в кожаном добротном пальто: тот едва доставал до плеча стоявшей рядом с ним даме.

— Да он самому Господу Б-гу толкнет фуфло! И так, братцы, что тот и не заметит ничего…

Алекс, сморщившись, словно случайно вместо молока глотнул уксуса, смотрел на пару неподалеку от себя.

Хрюкнув напоследок от смеха, Виктор поманил шулера пальцем:

— Митьков, а ну — на минуту!

Тот подошел, самой своей походкой демонстрируя солидность и даже некую снисходительность.

— Знакомьтесь! — показал на него Виктор, — Мой старый знакомый и по совместительству новый репатриант — Колобок. А это капитан израильской полиции — Алекс Крончер. Не ты ли тут, в Шереметьеве, прокомпостировал мозги капитану, когда он прилетел. Нет? Кореша твои? Смотри! Все равно лучше тебе с ним заранее познакомиться…