Е. Мороган - Не надо преувеличивать!

— Ты не находишь это странным? — шепнула мне Олимпия.

— Молодежь здесь? — продолжал свой счет Мирча.

— Они в Дой май; Целый день развлекаются, — с легкой завистью произнес Димок.

— Но когда же эти товарищи занимаются? Я, когда был студентом, все лето готовился к осенним экзаменам… А они, позавчера…

Габриэлла, вне себя от отчаяния — вероятно, в этом сыграло свою роль и мое равнодушие к ее авансам — чуть не плача, заявила, что она так больше не может. Ее излияния прервал Филипп, издав громкий вопль — в знак того, что на него следует немедленно обратить внимание.

— Олимпия… — наивно раскрыл было рот АБВ.

— Да, дорогой…

— Ребенок…

— Я слышала, дорогой… Пойдешь успокоишь его?

— Но ведь…

— Спой ему что-нибудь. Он обожает, когда ты поешь.

Поняв, что дальнейшее сопротивление в этом явно проигранном сражении бессмысленно, АБВ с достоинством капитулировал. Габриэлла, отыскивая повод для того, чтобы сесть поближе ко мне, — это поразительно, как на женщин действует мой «грубый» стиль — подошла к Олимпии и зашептала ей что-то о ленте с птичьими криками и шумом волн, которые несомненно усыпят малыша.

— Вы думаете?

— Безусловно! Я сама ставлю ее, когда хочу заснуть… Он будет спать, как ангелочек.

Они ушли, но вскоре Габриэлла вернулась и, сияя, уселась на свободный стул. Полный решимости довести мероприятие до конца, я был по-прежнему непроницаем.

— Вот это хорошо! Вот что я люблю в нашем народе: во всем умеет находить светлую сторону… Что будем пить, товарищи?

— Кто что пожелает: Московская, Турц… жаль, что нет коньяка… Ты что принес, Мирча, румынский ром? Смеешься, что ли?..

— Напрасно сомневаетесь, господин Нае… ром помогает от простуды… я знаю такую смесь — пальчики оближете! И похвалите Мирчу, спасибо скажете!.. Немного лимона… капельку сахару… найдем, как не найти… горячая вода… может, вы согреете, мадам Габриэлла, на своей электроплитке?

С жестами алхимика Мирча мешал что-то в кастрюльке, пробовал и счастливо улыбался, сдвигая на лоб очки. Наконец он приступил к разливанию эликсира.

— Нет, благодарю, мне хватит водки, — отказался Барбу, придвигая к себе бутылку Московской.

— У всех есть? Так… Какое у меня было предчувствие в ту ночь, когда…

— Господин Пырву, может быть, хватит?

— Нервная же вы стали, мадам Габи. Чего тут обижаться? — Сидя вот так, при свечах и глядя на стаканы, я просто не могу не вспомнить…

— Молодец, Мирчулика, добрый шнапс изготовил… Ну, ты этого заслужил, можешь рассказать свою историю из Фокшань…

— Грог, господин Димок! Но почему из Фокшань? Из Бакэу не подойдет? У меня есть там один знакомый, у которого друг вот так же поехал по делам в Яссы. И договорились они, что если один из них умрет…

— Нет, это невозможно, господин Пырву!

— Оставьте, товарищ Барбу, это интересно.

— И вот… неожиданно умирает тот, что в Яссах, а мой друг как раз сидит в гостях и держит в руках стакан…

Я вздрогнул… стакан Габриэллы лежал на земле, разбитый на мелкие осколки.

— Ничего, осколки приносит удачу, — поспешила утешить ее Милика. — Возьми-ка другой стакан, а вы, господин Мирча, наполните его. Вот так, пей, милочка, до дна…

— Я не переношу грозу… И это положение… — причитала Габриэлла, усердно глотая содержимое стакана.

— Бедняга Тити… он был неплохим человеком, — вдруг услышала себя самое Олимпия.

— Испортил нам весь отпуск, — заметил Барбу без тени сочувствия.

— А мне — кассету… — вмешалась ни к селу ни к городу Габриэлла.

— Норок [20] Noroc — румынское заздравное приветствие. , ваше здоровье! Давайте-ка оставим все эти темы, — с отвращением предложил Димок.

— Да будет ему земля пухом… — перекрестилась Милика.

— Брось ты, Милика, эти мистические штучки! Мы не верим в бабские сказки, мы идем в ногу с наукой. Но что нового в связи со смертью Петреску? Обнаружили убийцу?

— Какая-нибудь рикса с односельчанами, — высказался между двумя глотками Барбу.

— Какое-нибудь… что?

— Ссора… это французизм, — кинулась ему на помощь Олимпия.

— Что же, вы не знаете румынского языка? Так и говорите: ссора, чтобы человек понимал, а не коверкайте язык… Да, вот оно как… Мой хозяин, Митран — простой крестьянин, но человек надежный — молчит-молчит, но когда заговорит… так он сказал, что Петреску был отсталым элементом, разругался с половиной деревни:… И на работе у него было нечисто… подрабатывал налево на овцах, на шерсти… Чертовски хитер был этот Петреску! Раз-два — зарежет овцу: мол, заболела или сама сдохла. Все лучшие колхозники на него сердились.

— А мне мадам Танца, жена Митрана, сказала, что это наверняка Дидина. Она его убила… Так вся деревня думает.

— Не может быть, мадам Милика, у женщины на это не хватит силы.

— Трудно, что ли, стукнуть чем-нибудь по голове? Или еще что сделать… Мадам Танца говорила, что Дидину научила одна, Калиопи….

— Деревенская гадалка!

— Да, мадам Олимпия… может, она ей наворожила…

— И ему на голову упала, дубина… — заключил Барбу.

— А я думаю, что речь идет о шпионаже!

— Петреску — и шпионаж! — удивилась Габриэлла.

— Не смейтесь, не смейтесь!.. Я много читал о знаменитых шпионах… Знаете, меня это очень интересует. Так вот, знайте, что настоящий шпион — это тот, кого вы даже и не замечаете… он кажется самым обычным человеком… а что у него там внутри, известно только органам Безопасности.

— У вас в Фокшань был такой случай? — с притворным интересом спросил его Димок.

— Бросьте вы свою иронию, — прервала его Габриэлла. — Как вы заговорите, если окажется, что Мирча и в самом деле прав? Если будет обнаружено какое-нибудь доказательство?..

Димок с сожалением покачал головой и продолжал:

— Я думаю, что его убил какой-нибудь сумасшедший.

— Да, здесь, в Ваме, бродит один сумасшедший, — поддержал его Барбу; можно было подумать, что алкоголь, принятый в нужной дозе, развязал ему язык. — Бродит по пляжу, по берегу, по деревне и выбирает себе жертву, потом преследует ее и ночью, когда его никто не видит…

Габриэлла схватила свой стакан, опустошила его одним духом и кинула на меня длинный взгляд, молящий о капельке сочувствия, понимания… Я, по-прежнему притворяясь, что не замечаю ее, сидел с безмятежным видом.

— Может, это кто-нибудь из нас, — вдруг брякнула Олимпия.

Поглядите-ка, наша малышка Олимпия попала в точку! Я незаметно обвел глазами лица присутствующих. Освещаемые скудным пламенем свечей, они были изуродованы гротескными тенями. Воцарилось тягостное молчание… казалось, что никто не смеет даже пошевельнуться. На лицах застыли самые различные выражения — от удивления до откровенного страха… Неужели?..