Е. Мороган - Не надо преувеличивать!

— Поднимемся наверх, — предложил Барбу.

Мы вскарабкались по обрывистому склону и осмотрелись. Окрестности лежали темные и молчаливые в бледном свете редких звезд. Отыскав тропинку, змеившуюся между кукурузой и обрывом, мы направились к дому. За одним из невысоких холмов стояло несколько машин, домик на прицепе и маленькая освещенная палатка.

— Спросим у них, может, они что-нибудь видели.

По мере того, как мы приближались, все яснее доносился чей-то голос. Он напевал тоскливый романс, из которого можно было различить лишь несколько слов: «Монте Кассино…»

— Это поляки… На каком языке с ними говорить?

— Я знаю по-русски, — пробормотал Мирча.

Мы остановились. Мирча опустился на колени, проговорил «Проше пане» и стал ждать. Голос еще раз взвыл «Монте Кассино» — и замолк. Внутри палатки возникла тень, и белокурая взлохмаченная голова появилась за отброшенным пологом.

— Приятели, — начал Мирча.

Блондин, обнажив все зубы, с воодушевлением закивал головой и откинул полог, широким жестом приглашая войти.

— Гут, харашо, вайдите… У нас много вотка…

— Вы не видели человек… едно… человек балшой … — импровизировал Мирча, заглядывая в палатку. — Господин Алек! — вскричал он вдруг и отпрянул, словно увидев привидение.

— Что такое? Что случилось? — накинулись мы на него.

В палатке, среди бутылок и стаканов, комфортабельно устроился Алек, глядевший на нас с восторженной улыбкой.

— Как, уважаемый, вы здесь? Нет, это же надо: мы ищем его, как оголтелые, по всей деревне, а он… Мадам Мона…

— Брось ты Мону, — с трудом выговорил Алек. — Она спит… Она ничего не знает…

— Какого черта не знает! Ты свел ее с ума, — сказал Барбу. — Как ты здесь очутился?

— Ну как… этот господин зашел за водой. Я, разумеется, проводил его, очень вежливо… C’est un vrai [39] Это настоящий (франц.). шляхтич… он сказал, что у него есть на продажу сигареты. Но входите, входите…

В это время поляк сдвинул матрасы и вытащил из-под них бутылку.

— Чиста водка Выборова! — проговорил он, с гордостью поднимая один палец.

Затем снял крышки с двух термосов, разлил в них водку и протянул нам.

— За дружба! Мы и вы, Польска и Румыния, брудершафт!

Мирча и Барбу, войдя в палатку, залпом выпили угощение.

— Бр-р-р, — встряхнулся Мирча. — Ну и напугали же вы нас, господин Алек!

— Давайте посидим, передохнем, — предложил Димок. — Интересно, польская водка и в самом деле такая крепкая, как говорят?

— Э-э, нет, ничего особенного — заверил его Алек. — Пейте, пейте, — подбадривал он нас. — Симпатичный человек… потрясающий!.. Настоящий шляхтич, поверьте. Я купил у него пять пачек «Мальборо», по двадцать лей пачка.

— А ну поглядим, — заинтересовался Димок. — А-а, польские, — сказал он разочарованно.

— Я, я, лисенсия… маде ин Поланд, — заверил нас хозяин, наливая еще по одной.

— Стало быть, вы испугались? — кокетливо рассмеялся Алек.

— Да еще как!.. Вчера по двору бродило какое-то лицо, нынче исчезаете вы… тут уж не до шуток!

— Господин Мирча, успокойтесь. Эту загадку мы разгадали. Это был он.

— Кто? — воскликнули мы хором.

— Он, поляк… Он приехал вечером, стоял туман, и он вошел в первый попавшийся двор, чтобы поискать комнату…

— Я, я… унд дер хунд [40] И собака (нем.). … хам-хам!

— Человек испугался и убежал.

— Я, я… спугался… Женщина: «А-а-а-а!» Так, так, — счастливо смеялся поляк.

Барбу взглянул на него с отвращением, снова наполнил свой стакан и опрокинул его в рот.

— Тоже мне, «садист»… — пробормотал он про себя.

— Водка что надо, только нам пора идти, а то и в самом деле дойдет до убийства, — решил Димок.

Мы поднялись и покинули любезного туриста из дружественной страны, обменявшись большими обещаниями и целым рядом приветствий: «Да свидания», «Ауфвидерзеен» и «Довидения». Затем, прихватив Алека, который шествовал, как морской волк на побывке, мы, счастливые, направились к дому.

У ворот, громко зевнув, АБВ, спросил меня:

— Ну, сколько еще осталось из тех 24 часов, которые отпустил нам Джиби?

Какой бессмысленный сценарий и — что еще хуже — скучный! Кто, черт возьми, заставляет этих людей снимать детективы? Специалист во мне был возмущен до глубины души. Кассета — ни с того ни с сего — оказывается в декольте пышной певицы, а предполагаемые преступники в это время спокойно предаются своим занятиям: Димок ест персики, Мирча починяет машину… Вдруг мое внимание привлекла нога соседки слева, прекрасной блондинки, которую я видел в Нептуне. Наши ботинки явно знакомились: фирма «Губан», 180 лей, — проскрежетала по паркету зала набойка широкого каблука; фирма «Ромарта», 380 — ответил со слегка смущенным скрипом каблук-гвоздик. Происхождение у них одинаковое — подумал я с восторгом — свиная кожа. А раса — разве она важна? Недаром же мы выступаем за расовое равенство. Значит, они созданы для взаимного понимания — заключил я оптимистически, для более полного сближения протягивая в темноте руку… Быстрые очереди выстрелов заставили меня вновь обратиться к экрану. Барбу, мрачно осклабившись, всаживал пули в пышные формы певицы. Я попытался восстановить прерванный на время контакт с «Ромартой» 380… Но вторая очередь выстрелов окончательно пробудила меня от сладких грез… Я быстро вскочил с постели…

Дверь с громким треском распахнулась, и в нее ворвалась Олимпия…

— Что, что случилось?

— Джелу, миленький, как хорошо, что ты цел! То есть, я хотела сказать… Господи, но что это такое? Ведь я серьезная женщина, что у тебя за вид?

— Раз ты врываешься без стука!

В то время как я одевался, Олимпия, целомудренно отвернувшись к стенке, сообщала мне последние новости:

— … Филипп разбудил нас в половине пятого. У него болел животик… Не знаю уж, что ему дал Аби, только у бедняжки начался понос… Что дают при поносе, не знаешь? А бедная Дидина…

— Давай помедленнее, а то у меня со вчерашнего вечера головокружение… Что с Дидиной?

— Она приехала с первым автобусом, в половине шестого. В полном отчаянии, бедняжка. Все время плачет и говорит только о похоронных дрогах да гробах.

— Сокровище мое, свари мне, пожалуйста, кофе. Горькое, большую чашку. У меня адская головная боль…

— Раз ты напился, как…

В самом деле, вчера мы немного переборщили с выпивкой. Когда мы в счастливом изнеможении улеглись, было часа два. А сейчас семь. Хорошее настроение прошло, зато остались спазмы в затылке и вкус толя в нёбе и в горле… Нужно было спешить, приближался час встречи с посланным Шербана. Я начал бриться — это ужас, как вибрируют эти электрические бритвенные приборы! — пытаясь в то же время привести в порядок свои мысли…