Пьер Вери - Убийство Деда Мороза

Он нервничал. Он метался по комнате, как толстая крыса, прикасался к фотографиям, проводил дрожащими пальцами по груди, словно желал удостовериться в реальности собственного существования. Все ускользало. Все перемешалось. Годы накладывались один на другой. Словно в галлюцинации старик фотограф видел пятнадцать полностью схожих Дедов Морозов, красных на фоне белого снега, идущих под дождем календарных листков, помеченных одной датой: 24 декабря, но разными годами: 1919… 1927 1928… 1931… 1932…

Явившись ближе к обеду в замок изучать архивы семейства де ля Фай, маркиз нашел сложенные на столе многочисленные кипы дворянских грамот, счетных книг, сводов обычаев и так далее.

Барон, превосходный хозяин, воздержался от того, чтобы засыпать его комментариями.

— Ройтесь! Не бойтесь перемешать! Здесь вы найдете чернила и бумагу для записей.

Затем он сам устроился у огня и погрузился в чтение недавно изданной «Жизни сюринтенданта Фуке». Хотя книга, казалось, сильно заинтересовала его, она не заставила его забыть о госте. Изредка он поднимал голову и пристально разглядывал черты маркиза, склонившегося над исписанными старинным почерком дворянскими грамотами и старыми планами.

На листе бумаги, данном ему бароном, маркиз сделал лишь одну запись. Это была даже не запись — рисунок! Очень простой рисунок, изображающий звезду с четырьмя лучами.

Когда господин де Санта-Клаус откланялся, приняв на вечер приглашение на ужин, барон не без иронии заметил:

— Вы кое-что забыли, дорогой маркиз!

— Что же, барон?

— То, что вы добыли в моих архивах! Эту звезду! — Он показал на лист с рисунком.

— Готов держать пари, что вы нисколько не верите в легенду о захороненной раке? — спросил маркиз де Санта-Клаус.

— Нисколько! А вы сами?

Глаза маркиза блестели за стеклами пенсне.

— Кто знает, барон?

Он взял лист, сложил и с самым серьезным видом засунул звезду в карман.

После обеда маркиз де Санта-Клаус провел некоторое время, сидя на скамье на центральной площади. Он задумчиво наблюдал забавы подростков, которые с покрасневшими от холода носами, с криками носились друг за дружкой и грели руки в карманах, набитых печеными в золе каштанами.

Мимо прошли господин Нуаргутт и Вилар. Учитель поздоровался с маркизом, но мэр не снял надвинутой на глаза шляпы и принял надменный вид. До маркиза долетел его вздох:

— Если бы только инспекторы из Нанси были здесь.

Послышался сигнал автомобиля. Мэр резко повернулся вокруг собственной оси, как флюгер от порыва ветра.

Наконец-то, полицейские! — воскликнул он.

Но то были не полицейские. Это была задыхающаяся колымага с дребезжащим кузовом, которая обеспечивала связь Сирей — Мортефон и обратно. У мэра вырвался досадливый жест.

— Признайте, это замечательно! Связь восстановлена, эта старая калоша сумела проехать — и по-прежнему никаких вестей от людей из оперативной бригады.

Из колымаги вышел худой и бледный священник, на вид едва достигший двадцати пяти лет. Он должен был замещать аббата Фюкса. С чемоданом в руке шофер проводил его к дому священника.

Маркиз отправился в мэрию. На пороге он столкнулся с Виларом, который вернулся и уже вновь уходил.

Могу я войти в библиотеку?

— Конечно, господин маркиз. Простите, что я не могу вас сопровождать. Дверь открыта…

Но маркиза нисколько не интересовала пыльная комната, где хранились книги. Он намеревался проникнуть туда, где лежал труп неизвестного. Дверь была заперта. Маркиз не колебался: он вскрыл замок с ловкостью и скоростью, способными внушить зависть многим опытным взломщикам. Он прикрыл за собой дверь, не захлопывая ее.

Из-за прикрытых ставен в комнате была полная темнота. Маркиз включил электрический фонарик и принялся с его помощью кропотливо исследовать тело. Внезапно у него вырвался неопределенный возглас, и он склонился ниже. Двадцать секунд спустя он выключил фонарик и на цыпочках вышел из комнаты, непочтительно хлопнув пару раз мертвеца по черепу. Этот фамильярный, дружеский жест должен был выразить нечто вроде «Спасибо, старик!».

Вернувшись к двери, он нахмурился: только что прикрытая, теперь она была приотворена. Между тем эта дверь была не из тех, что открываются сами собой, и сквозняков не было. Следовало ли допустить, что некто, обладающий удивительно тихой походкой, открыл ее, увидел маркиза, склоненного над трупом, и в высшей степени скромно удалился? Маркиз не слышал никакого шума. Озадаченный, он закрыл дверь и пошел в библиотеку, сделав вид, что разыскивает какую-то книгу — на случай, если вернулся Вилар.

Сквозь перегородку до него донеслись звуки голосов.

Господин Нуаргутт звонил дивизионному комиссару Нанси. Разговаривал он решительно, и требовал ни много ни мало, как немедленно выгнать на улицу инспекторов опербригады, выехавших позавчера в Мортефон.

В отличие от мэра, комиссар, судя по всему, пребывал в прекрасном настроении, так как позволил себе сомнительную, по правде говоря, остроту:

— Э! Господин мэр, это не решение! Не думаете же вы, что пешком они доберутся быстрее, чем в автомобиле?

Затем в вестибюле послышался еще один голос.

— Эй! Есть кто-нибудь в этом балагане? Ох, простите, господин мэр!

— Что случилось, папаша Копф? Что вам угодно?

— Виркур сказал, что я найду здесь учителя. Мне надо составить письмо к сборщику налогов, а я не очень хорошо умею писать. Хотел попросить господина Вилара…

Маркиз прошел в дом священника. Каппель дежурил рядом со скончавшимся служителем церкви. Ставни были закрыты, горели две свечи. Смерть заострила черты аббата Фюкса, но лицо выражало удивительные спокойствие и умиротворенность. Священника обрядили в сутану, под голову положили подушку, руки сложили на груди, пальцы его были скрещены на распятии.

— Прибыл заместитель, — прошептал Каппель. — Бог мой, как же он молод! Он сейчас разговаривает в саду с мадемуазель Тюрнер.

— Я только что видел, как он выходил из машины.

— А!.. Не правда ли, он молод? Слишком молод! Правда, он здесь только на время, пока не назначат нового кюре.

Маркиз вышел. С соседней улицы из столярной мастерской доносился стук молотков — готовили гроб.

На центральной площади маркиз де Санта-Клаус в очередной раз встретился с мэром, чье дурное настроение все ухудшалось. В конечном счете, начинало казаться, что господин Нуаргутт врос в эту площадь из-за того, что она находится в центре города: таким образом он мог быть уверен, что с какой бы стороны полицейские ни появились в Мортефоне — если они вообще должны были появиться — он окажется на их пути.

Он метал громы и молнии перед доктором Рикоме и Виркуром. Его поношения прервал шум мотора.