Вероника Руа - Знак убийцы

— И какое отношение это имеет к Мишелю Делма?

— Пьер Лозюан был его любовником. Делма так никогда и не простил Эльбер его смерть. Он был убежден, что та бросила его на произвол судьбы и что он вышел бы, если б она осталась с ним.

— Это навряд ли.

— Я тоже так думаю, но Делма, с тех пор как он стал во главе «Мюзеума», сделал все, чтобы навредить Аните Эльбер. Однако невозможно даже подумать, что…

— Мишель? Невозможно. Он и мухи не обидит. Я хорошо его знаю. Он вне всяких подозрений.

Лоранс Эмбер вздрогнула.

— Кто бы мог совершить такое преступление? — спросила она у своего друга, глядя ему прямо в глаза.

Этот вопрос Питер Осмонд без устали задавал себе уже не один час. Дружеским жестом он попытался успокоить свою подругу.

Они поболтали еще несколько минут, потом вернулись в «Мюзеум». Когда они подошли к ограде на улице Жоффруа-Сент-Илэр, какой-то мужчина лет пятидесяти с пышной седой шевелюрой, крупный, с неприветливым лицом, вихрем проскочил перед ними, оттолкнув Питера Осмонда и даже не извинившись. Американец хотел догнать его, чтобы научить вежливости, но Лоранс его удержала:

— Оставь. Это Франсуа Серван. Он работает в моем отделе. Он просто больной.

— И часто ему случается вести себя как… как бродяга?

— Это его единственный способ общения. Мне кажется, он немного тронутый. Почти никогда не выходит из своей лаборатории и дошел до того, что запретил кому-либо туда соваться. — Она понизила голос, словно боясь нескромных ушей: — Его пришлось отправить в психиатрическую больницу как раз в тот день, когда я получила пост заведующей отделом эволюционной биологии. Это было восемь лет назад. Потом он постоянно требовал, чтобы это место по праву вернули ему, и с тех пор кричит о заговоре. — Она с выразительной мимикой постучала себе полбу. — Настоящий параноик. О, а вот и еще один.

Худощавый мужчина с черными волосами, перевязанными сзади ленточкой, в черной кожаной куртке, тоже возвращался в «Мюзеум». Из-за густой бороды и свирепого вида он был похож на Че Гевару. На каждом пальце у него было по массивному перстню.

— Эрик Годовски, специалист-орнитолог. Настоящий профессионал по части атеизма. Если его послушать, то нужно сровнять с землей все церкви и уничтожить всех верующих. Фанатик.

Годовски бросил мимолетный взгляд на Лоранс Эмбер и пошел дальше.

— По крайней мере, — вздохнула она, — мы больше с ним не спорим, поскольку не разговариваем друг с другом. Но знаю, что он строит против меня козни. У меня есть доказательства! — произнесла она, вдруг скривившись и сжав в ярости кулаки.

Питер Осмонд подумал, в какое же убежище сумасшедших он попал. В Соединенных Штатах такого не бывает. Если возникают какие-нибудь проблемы, о них говорят в лицо, а когда возникают глобальные проблемы, организуют международный коллоквиум. А здесь каждый выглядит так, словно он живет замкнутый в своей голове. Пятнадцать лет назад «Мюзеум» был совсем другим. Но тогда и сам он был всего лишь молодым преподавателем и еще не знал, что означает борьба за власть. И потом, ему еще не угрожала смерть…

Леопольдина внимательно перебирала документы, которые ей удалось вырвать у равнодушной Валери. Она допустила ошибку, зайдя к секретарше отдела ботаники в самый разгар ее трапезы. Реакция не заставила себя ждать.

— Здесь когда-нибудь можно побыть в покое? — с полным ртом вскричала Валери. — Я едва нашла время перекусить, и вот приходят мне мешать!

— Валери, успокойтесь. Я хочу только узнать, куда положили папку с документами, которую обнаружили вчера в галерее ботаники. Она была вместе с чемоданом.

— Да я спокойна, что вы там говорите? — завопила секретарша. — Ваша папка, наверное, в коридоре!

— Хотела бы поверить в это, но там не те папки, нет той, которая нужна, — спокойно возразила Леопольдина.

— Дайте мне вспомнить… Кажется, ее положили рядом с ксероксом. Вы не можете не заметить ее, она вся в пыли.

— Спасибо, Валери, — сказала Леопольдина с преувеличенной мягкостью. — Приятного аппетита.

Она в сердцах хлопнула дверью и подождала, когда до нее донеслось глухое гневное брюзжание, смешанное с чавканьем. Вот, возможно, что послужит для нее уроком вежливости, этой воображалы!

Обнаружив наконец папку, Леопольдина занялась пачкой документов. Разумнее было бы поместить документы в надежное место, пока кто-нибудь по рассеянности старательно не засунул их туда, где они окажутся забытыми еще на несколько десятков лет. Она поднялась на шестой этаж, в свободный маленький зал под самой крышей, проглотила бутерброд, натянула перчатки из латекса и принялась за работу.

Прежде всего ее удивила наклейка отправителя, явно китайская. Она прочла «Пекин» и год «1941». И потом, не было никаких сомнений в получателе. А именно: «Национальный музей естественной истории, Париж, Франция». Но вот что было необычно: можно было подумать, будто решили избавиться от документов, не дав себе труда подумать, кто их принял бы. Наконец, документы были составлены на китайском и французском языках и даже на латыни, и, казалось, собирали их в спешке.

Леопольдина пробежала записи, которые заполнял и страницы небольшого блокнота. К великому ее удивлению, он был помечен датой «декабрь 1932». «Черепной купол, фрагменты челюстей и фрагменты бедренных костей, принадлежавших примерно дюжине индивидуумов. Они были найдены в гроте, расположен ним в городище Чжоукоудянь, в пятидесяти километрах к юго-западу от Пекина. Раскопки были начаты в 1932 году [22] Раскопки в Чжоукоудянь производились в 1922 году. и происходили в городище…»

В другом документе она обнаружила зарисовки костей. Еще там находилась карта Китая, на которой нетвердой рукой был помечен путь и крестик, наверняка обозначающий место раскопок, о которых шла речь. И наконец, она нашла заметки о «Желтом автопробеге». [23] Автопробег по Азии полугусеничных машин фирмы «Ситроен», организованный фирмой в 1931–1932 годах.

Все это оставляло очень странное впечатление. Предположение, что документы были навалом сунуты в эту папку и отправлены в спешке, усиливалось. Кто мог быть отправителем? И, главное, где находится чемодан?

Погруженная в свои мысли, Леопольдина Девэр уже дошла до того, что спрашивала себя, не подчиняется ли беспорядок в «Мюзеуме» какому-нибудь таинственному закону, как вдруг вспомнила, что Лоранс Эмбер просила ее зайти к ней в кабинет. Уже три часа! Леопольдина тотчас же поддалась соблазну забыть об этом. В конце концов, Эмбер говорила с ней, словно с прислугой! Но Леопольдина Девэр была человеком ответственным и считала делом чести не обманывать ожидания своих собеседников — по крайней мере те, которые касались чисто профессиональных вопросов. Скажем прямо, она, пожалуй, подождала бы конца дня, чтобы выказать важной даме Лоранс Эмбер свою сдержанность.