Вероника Руа - Знак убийцы

— Подумать только, он торчал у меня перед глазами… Довольно думать о Дарвине! Об этом негодном безбожнике Дарвине! Кому пришла в голову мысль положить старые географические карты на этот чемодан, Леопольдина? Странные вещи происходят в «Мюзеуме», вы не находите?

Леопольдина в ужасе отшатнулась. Полубезумный человек, что стоял перед ней, был Иоганн Кирхер.

Его смокинг был покрыт пылью, «бабочка» болталась на шее, его руки лихорадочно сжимали молоток и зубило.

— Они ничего не смогут доказать, Леопольдина, — сказал он, немного успокоившись. — От костей синантропа осталась одна пыль. Такова воля Бога: «Ибо прах ты, и в прах возвратишься». [68] Библия, Быт. 3, 19. Я лишь выполнил Его волю.

— Это Бог велел вам толкнуть Алана в клетку хищников?

— Этот несчастный парень… настоящее оскорбление мирозданию. Но он все же оказал мне большую услугу.

— Теперь я вспоминаю… Вы были в зверинце… Вы слышали угрозы Норбера Бюссона…

— Еще один нечестивый. Он получил то, что заслуживал.

— И вы этим воспользовались, чтобы избавиться от Алана?

— Вовсе нет, Леопольдина. Я всего лишь инструмент Божьего замысла. Нужно было навести небольшой порядок в «Мюзеуме». Установить истину. Вернуть Богу то, что Ему принадлежит.

— А Серван? Он инструмент Бога или ваш?

С удрученным видом Кирхер положил молоток и зубило на полку, между бюстами знаменитых ученых.

— Серван… Он убивал для нас, но он всех нас обманул в конце концов. Он утверждал, что работает для нас, мы финансировали его работы. Он должен был постоянно противодействовать всем продвижениям вперед этих дарвинистов. А на деле он не уважал путь Бога! Он вообразил себе, что дополняет замысел нашего Создателя генетикой. Он утверждал, что может доказать абсолютное совершенство Божественного мироздания. Но он лишь пытался стать на место Бога, чтобы создать сверхчеловека. Он присвоил себе право жизни и смерти человека! А этим правом обладает только Бог! — Кирхер прокричал последнюю фразу в каком-то отчаянии. Он сделал шаг к Леопольдине, но она отшатнулась от него. — А ведь это благодаря вам, милая Леопольдина, я понял, что Серван нас обманывает. Вы вспоминаете?

— Труд по алхимии Ньютона…

— Да… «Ученик чародея»… Это ваши слова, Леопольдина. Без вас я не понял бы… Серван был чудовищем…

— А вы, кто тогда вы? Вы толкнули его совершить эти убийства, чтобы утолить свою мстительность, Кирхер… Или, скорее, я должна называть вас Жаном Оствальдом?

Он усмехнулся:

— Анита Эльбер получила то, что заслуживала. Отказавшись утвердить мою диссертацию, она оскорбила Бога. Тогда на мою защиту встал один Серван. Я поклялся когда-нибудь вернуться сюда и восстановить истину. Подчинившись воле своего отца, я отправился в Соединенные Штаты. Братья по вере меня приняли, финансировали мои исследования, я взял фамилию своей матери — Кирхер — и терпеливо ждал, когда придет мой час. Я знал, что он придет, мой Спаситель заботится обо мне. И вот, когда я получил это назначение в «Мюзеум», я узнал, что мой Спаситель возложил на меня миссию: вернуть Ему Его место в центре мироздания. Еретики отобрали его у Него, а я его вернул Ему и наказал виновников, всех этих негодяев, которые мнят себя христианами и предают своего Создателя во имя науки, этих Хо Ван Ксана, Делма, Эмбер… Этих гнусных людей, которые утверждают, что почитают Бога, а раболепствуют перед статуей Дарвина, своего учителя… Я наказал нечестивцев, особенно эту самую Аниту Эльбер, я ненавидел ее больше всех на свете… Серван согласился помочь мне, у него с ней тоже были свои счеты. Я же должен был тем временем уничтожить все коллекции «Мюзеума», которые могли вести людей к ошибке. Этот метеорит — естественно, с помощью другого брата. И эти останки синантропа, — я никогда не догадался бы об их существовании, если бы вы не сказали мне о них. Я благодарю вас, Леопольдина. Теперь все люди должны раскрыть глаза: Бог — хозяин мироздания, больше ничто и никто не может опровергнуть эту очевидность.

— Вы сумасшедший!

На лице Кирхера отразилось полное непонимание.

— Почему нас, христианских братьев, всегда называют сумасшедшими, в то время как мы довольствуемся лишь тем, что служим нашему Богу? Мы всегда будем объектом презренных атак со стороны нехристей, мы это знаем. Но мы посвятили себя нашему делу и, чего бы это нам ни стоило, готовим возвращение Бога на Землю. Мы готовы пойти на высшие жертвы перед лицом Христа, нашего Спасителя!

— Даже убивая невиновных?

— Невиновных нет, Леопольдина. Мы все ответственны за Грех. Зло живет в нас с рождения. Мы должны искупить его, все. Я грешник, я должен искупить грех. Уничтожая этих паразитов, которые оскорбляют Бога, я искупаю свой грех, Леопольдина. Я благодарю Бога.

Казалось, Кирхер сейчас расплачется. Он сделал два шага к ней и взял ее за руку.

— Я вас любил, Леопольдина, — добавил он, глядя ей в глаза. — Я вас любил, я никогда не думал, что так полюблю земное создание. Но я не смел поддаться такому чувству.

Моя миссия запрещала мне это. Я посвятил себя Богу.

— Оставьте меня! Дайте мне уйти!

Он вытащил из кармана револьвер.

— Я не могу, Леопольдина. Моя миссия не закончена.

Гости не верили своим глазам. Труп Сервана, скрюченный, словно какой-то чудовищный утробный плод, лежал в бочке с алкоголем. Полиция быстро отвела в сторону собравшихся, оттеснила толпу фотографов и кинооператоров.

О празднике напоминали лишь пустые столы и перевернутые стулья.

Питер Осмонд пытался пробиться сквозь эту охваченную паникой толпу. Кирхера нигде не было видно. Осмонд снова попытался найти Леопольдину, но тщетно. Неожиданно его окликнул знакомый голос:

— Питер!

У двери библиотеки ему махал рукой отец Маньяни. Он ринулся к нему, за ним — Вуазен и Коммерсон.

— Я шел за ним, он вошел сюда, — сказал отец Маньяни. — Но мой магнитный пропуск остался в кармане куртки.

Осмонд достал свой и открыл дверь. Они осмотрели этаж за этажом, открывая все двери, прислушиваясь к малейшим звукам. И вдруг:

— Отпустите меня!

Леопольдина! Это могла быть только она!

Четверо мужчин ворвались в помещение запасника и увидели две фигуры, которые направлялись к противоположному выходу, ведущему на Большую галерею эволюции. Они бросились за ними и оказались в полной темноте.

Они знали, что помещение, в которое они вошли, огромное. Эхо их шагов по паркету гулко звучало в пустоте.

Неожиданно Большая галерея эволюции ярко осветилась. Роскошные сосуды из дерева и металла ожили, демонстрируя вереницу набитых соломой животных и разноцветные витрины. В невесомости колыхались скелеты китов; поражали необыкновенные цвета шкур млекопитающих, бесконечное разнообразие строения тела. Homo sapiens казался совсем ничтожным по сравнению с этим невероятным разнообразием форм животных. Поглощенные погоней, Осмонд, отец Маньяни и двое полицейских не осознали, что они воссоздают извечную борьбу вида против вида.