Наталия Левитина - Опасные удовольствия

Валера Тимофеев повторно опросил банковских тружеников и узнал, что второго октября Костя действительно побывал в «Гаранте». Его опознала по фотографии Инга – помнишь? – и с точностью до минуты назвала время, когда она его видела. Второй свидетель – охранник банка. Он узнал Константина в тот день среди толпы посетителей, которые постоянно циркулируют по холлу и лестнице, и даже вспомнил его имя. Как-то раз охранник выходил из здания вместе с секретаршей Лизой, а Константин как раз садился в машину. И Лиза воскликнула: «А я его знаю! Это из налоговой полиции! Константин. Такая душка!» И второго октября, вновь увидев Костю, охранник подумал: «Так, у нас проблемы с налогами!» – а через час по банку разнеслась весть о смерти Батурского.

Мы установили наблюдение. Константин, прирожденный игрок, не мог, конечно, вписаться в рамки своего скромного бюджета и занял денег для игры. Долг вовремя отдать не сумел, и понеслись проценты. Долг увеличивался, надо было срочно раздобыть огромную сумму. Проверяя «Гарант», Костя, очень сообразительный, подкованный в бухгалтерии и юриспруденции парниша, вычислил, что Батурский уходит от налогов. Капитан пытается шантажировать банкира. Батурский тянет, а Смирнову некогда – он «на счетчике». Наконец банкир соглашается дать взятку и назначает дату – второе октября. Второго октября, временно утихомирив ненасытных кровососов обещанием, что сегодня уж он непременно запихнет в их глотки требуемую сумму, Костя едет в «Гарант». На нем бежевый плащ и тонкие кожаные перчатки – чтобы не пачкать руки о взяточные купюры. Или купюры не пачкать своими отпечатками. Глеб Николаевич встречает его измученным взором – его снова настиг приступ кошмарной головной боли. У банкира хватает сил на усмешку: я только что отдал «твои» деньги другому страждущему. Они ему нужны, поверь, гораздо больше, чем тебе. Разъяренный Константин требует денег, угрожает разоблачением, но Батурскому уже на все наплевать. Он хочет только одного – чтобы боль прекратилась. Взгляд Смирнова падает на пистолет, забытый на столе среди бумаг, он хватает его и направляет на Батурского. Но и это не пугает измученного банкира. И тогда Константин стреляет. Звук выстрела тает в грохоте забиваемых наверху гвоздей. Опомнившись, придя в себя, капитан заметался. Неуклюже он пытается инсценировать самоубийство. Вспоминает о фотографии в приемной и впихивает пистолет в левую руку Батурского. Твердо уверенный, что тот левша.

Смирнову надо искать новый источник денег, он интуитивно чувствует, что я выведу его на нового «клиента», поэтому горячо поддерживает идею работать вместе. И верно, он вышел на Куницына. У Константина появилась увесистая папка, напичканная компроматом на президента «Ойлэкспорта», который незаконно гнал за рубеж нефть. Смирнов начинает теперь шантажировать Куницына, они несколько раз встречаются на нейтральной территории, но нефтяной делец менее сговорчив, чем Батурский, и не говорит ни «да», ни «нет».

Я обыскиваю номер Дирли-Ду в гостинице и натыкаюсь на бумажку – квитанцию из клиники пластической хирургии. В клинике узнаю, что моя Дирли-Ду когда-то была Аленой Дмитриевой. Прижимаю Дирли-Ду к стенке…

– Как это должно быть приятно! – мечтательно вставил Макс.

– …к стенке, она выдает мне всю правду о себе. Факты и фактики, свидетельства, замечания, наблюдения сливаются в единый, стройный рисунок. Можно разоблачать капитана Смирнова. Все. Вопросы?

– Вопросы. Эндрю, скажи, зачем ты устроил шумную вечеринку, весь этот спектакль с разоблачением, почему не предъявил Косте обвинения вдали от заинтригованной толпы, менее картинно? А история с подзорной трубой и вовсе дурно попахивает. Это уловка бездарного, тупоголового следователя: «отпираться бесполезно, вас видели, нашли ваши отпечатки» и т. д. и т. п., это тебя недостойно, Андрюша!

– Но ведь у меня действительно на Костю ничего нет! Представь, что я имею. Пистолет с отпечатками Алены и свидетельство Лизы, которая столкнулась с Аленой у приемной, и сильный мотив, повод для убийства – заразил неизлечимой болезнью. А Константин? Отпечатков нет, до кабинета Батурского он, возможно, и не дошел в тот день. Вся надежда на его искреннее признание, и, немного зная характер Константина, можно было предположить, что он не станет упорствовать. Он не изверг и не закоренелый злодей. Он запутался в денежных проблемах и был измотан постоянными угрозами расправы. Загнанный зверь. Он не вынашивал план убийства Батурского, если бы не пистолет на краю стола, банкир, возможно, получил бы по морде, но остался бы жив. И потом, присутствие Дирли-Ду. Существует понятие мужской чести, и Константин в тот момент, я думаю, готов был умереть, чем услышать правду о себе в присутствии Дирли-Ду. Он разыгрывал перед ней героя, борца за справедливость, произносил пламенные речи. А на самом деле – банальный шантаж, вымогательство.

– Да, Эндрю! Алена Дмитриева увела деньги, предназначенные Константину, и он же спас ее от тюрьмы, подписав чистосердечное признание, потому что не хотел позориться в глазах Дирли-Ду, которая на самом деле и является Аленой Дмитриевой. Фантастическое сооружение! Да… Знаешь, что я думаю? В случае с тобой налицо нравственная деформация личности, обусловленная спецификой профессиональной деятельности. Еще немного, Эндрю, и ты превратишься в монстра, пожирающего виновных и безвинных ради торжества справедливости. Вспомни, как ты подставил Катерину, как ты рисковал этим драгоценным существом, чтобы поймать преступника. Поймал, да. Но чего это стоило Кате? И сейчас – дешевый спектакль, подтасовки, сказочки, вранье… Все так неэлегантно. Жаль мне Костю.

– Но он убийца!

– Но ты разве помнил об этом, когда спасал его у «Сицилии» от кулаков бандитов? Когда мы все вместе, плечом к плечу, пили пиво и ели пиццу, как боевые товарищи? Когда мы уже стали считать его своим другом? Если помнил – то ты, Андрей, настоящая лицемерная скотина.

– Что мне было делать?! – воскликнул уличенный во всех смертных грехах Пряжников.

– Не имитировать дружбу с Константином.

– Ну все, ты меня растоптал.

– Ладно, не рыдай. И я не безгрешен. Только мои грехи менее опасны для общества, чем твои. Я просто аморальный тип. А ты – аморальный тип, наделенный большой властью.

– Если вспомнить, что ты – журналист, представитель средств массовой информации, и своими статьями влияешь на сознание, настроение, мировосприятие сотен, нет, даже тысяч – какой там у вас тираж? – людей, то твоя безответственность и безнравственность еще более опасна, чем моя деградация, полностью выдуманная, кстати, тобой.

– Подожди, но как же Дирли-Ду? Я не могу поверить, что она больна! Американцы, я читал, уже изобрели какое-то лекарство от СПИДа, надо искать, надо…