Наталия Левитина - Опасные удовольствия

– Стой. Я уговорил Дирли-Ду снова сдать кровь на анализ. Помнишь мою соседку Софью Викентьевну? Ей тоже пророчили скорую смерть, а она сейчас живет в Америке с каким-то итальянским графом-миллиардером и возглавляет общество «Веселая жизнь после семидесяти», финансируемое этим итальянцем.

– И что?

– Дирли-Ду здорова. Ей повезло.

– Какое счастье! Я пойду поздравлю ее!

– Лучше не приставай. Она занята серьезным делом и не хочет, чтобы ее отвлекали.

Но в этот момент Дирли-Ду сама заглянула в комнату:

– Привет! Вы еще не закончили? Что, Максимушка, понравилась тебе история? Андрей, я забыла, как выходить из «Лексикона»!

– Бестолковая моя, сколько раз тебе можно показывать? Нажми «F10», «End», «Enter».

– Спасибо, дорогой! – Дирли-Ду исчезла.

– А чем она занята? – поинтересовался Максим.

– Да роман вздумала написать, – небрежно ответил Андрей, разглядывая какую-то книгу.

– Какой роман? – с нехорошим предчувствием спросил Максим.

– Да какой-то роман. У Дирли-Ду способности. И она столько всего пережила за этот месяц, хочет разобраться в своих чувствах. Я ей и посоветовал – пиши, обретешь стройность мысли. А она, не долго думая, сбилась с обычного дневника на авантюрный роман. Но печатает медленно, двумя пальцами, и компьютер постоянно зависает – не стыкуются они вместе: Дирли-Ду и сложная техника.

– Так, – недобро сказал Макс. – Ты меня предал! Это был мой сюжет!

– Да ради Бога! Ведь у вас получатся две совершенно разные книги. Возможно, ей и вовсе надоест это занятие дней через пять. А если не надоест – все равно Дирли-Ду тебе не конкурентка. Ее никто не издаст, она не известна публике. А за твоим произведением будут охотиться издатели. Ты гениальный писатель, неповторимый, особенный!

– Ну, тогда ладно, – более миролюбиво сказал гениальный писатель. – И все равно, Пряжников, ты скотина!..

Ольга сбросила мокрые туфли в прихожей и бесшумно прошла в комнату. Пестро-лиловое покрытие скрадывало шаги. Ольга устало бросилась в кресло, обхватила полосатую диванную подушку и уткнулась в нее носом.

В подъезде надо было миновать дверь, за которой раньше обитала Вероника. Воспоминание о ее смерти портило настроение, и так плохое из-за пасмурного дня, противного липкого дождя и омерзительного клиента – они обслуживали его сегодня с Викторией, подругой по инязу, битых пять часов, творили чудеса изобретательности, выкладывались от души, чтобы в конце концов услышать в свой адрес грязные ругательства и под их аккомпанемент собирать с пола разбросанные купюры. Плюгавый и потный клиент был настолько гадок, груб, отвратителен, что не спасала профессиональная терпимость и не радовало щедрое вознаграждение.

«Наверное, я заболела, – подумала Ольга, чувствуя жар своих щек, – простудилась». Она приложила ладонь к горячему лбу, рука казалась ледяной.

Длинный и пронзительный телефонный звонок разрезал тишину квартиры на две половинки, они звенящими осколками упали на пол, болью отозвавшись в Олиных висках. Перед глазами маячили мутные огоньки, она не сразу поняла, что надо взять трубку.

– Да?

– Оля? Это я, Алеша.

Алекс Шепарев был совсем рядом, в Олином ухе, дышал и растерянно улыбался, удивляясь приливу несвойственной ему нежности.

– Я соскучился по тебе.

Ольга почувствовала, как заколотилось сердце. Щеки запылали уже не от простуды, а от волнения.

– Привет, Алекс, – с трудом изображая спокойное равнодушие, ответила она. – Как дела?

– Дела, если честно, не важно. И Роман совсем не звонит. Где он?

– Я не знаю, где он конкретно, потому что мы расстались. Но слышала, что у него крупные неприятности.

– Расстались? Ну, хоть одна отличная новость. И у меня бизнес пошел наперекосяк. Словно кто-то умышленно мне вредит.

– Искренне сочувствую.

– Но это ерунда. Я, конечно, выкарабкаюсь. Я звоню по другому поводу. У меня предложение, Оля.

– Слушаю.

– Приезжай ко мне. Прямо завтра.

– Зачем?

– Я хочу видеть и чувствовать тебя рядом.

– Вот как. И насколько стойким окажется твое желание?

– Думаю, оно достаточно стойкое. Вообще-то я надумал жениться. На тебе.

Ольга на минуту онемела. К такому повороту она не подготовилась. Алекс мог пригласить ее в Германию на неделю-другую – развлечься, позабавиться, как во время нюрнбергского визита. Но приехать к нему в качестве жены? Об этом она не смела мечтать. Склонить к женитьбе прожженного ловеласа, к тому же почти миллионера, владельца компаний и заводов – было несбыточной мечтой.

– Жениться?

– Удивлена? Я сам удивлен. Не думал, что когда-нибудь женщина пробудит во мне такое желание. И вот, однако. Мечтаю видеть тебя каждое утро в своей кровати. Неузнаваемую и страшную из-за отсутствия косметики.

– А Роман, случайно, не посвящал тебя в подробности нашего с ним знакомства? – осторожно потрогала ногой болотистую почву Ольга.

– Да. Я в курсе. Он заказал тебя по каталогу два года назад.

«Болтун и скотина!» – зло подумала Ольга о Романе.

– И ты настолько ему понравилась, что он вырвал тебя из алчных, когтистых лап содержательницы проститутского бюро, – продолжал Алекс. – Не переживай по этому поводу. Я готов игнорировать сей печальный факт твоей биографии. Заблуждения молодости. Тебе нужны были деньги, и ты думала, что зарабатываешь их самым легким и эффективным способом. Все в далеком прошлом. Два года назад я и сам такое вытворял! А теперь практически пай-мальчик. Как насчет моего предложения?

Ольга молчала.

– Оля, ты что? Обиделась? – заволновался Алекс.

– Я думаю.

– Я хороший кандидат, – напомнил Шепарев. – Добрый и любвеобильный. И, несмотря на временные трудности, очень богатый.

– Мне надо подумать.

– И я, кажется, тебя люблю, – выложил последний аргумент Шепарев.

– Кажется?

– Нет. Точно, люблю.

– Тогда я завтра еду за билетом.

– Ура! Денег не жалей, лети первым классом, я все оплачу! – закричал счастливый, забывший о немецкой рачительности Алекс.

Повесив трубку, Оля сбросила с себя полосатую диванную подушку, спрыгнула с кресла и со смехом закружилась по комнате.

Известие о гибели Ксении три дня будоражило институт экономики и бизнеса. В аудиториях слышались скорбно-назидательные упоминания из уст потрясенных преподавателей, в коридорах юные девы, изящно удерживая в пальцах жемчужно-белые длинные сигаретки, между двумя затяжками, теряясь в голубоватом дыме, сообщали друг другу с круглыми от ужаса и брезгливости глазами все новые и новые факты из истории нравственного падения «этой Губкиной». Милая, тихая, порядочная Ксения каким-то непонятным образом превратилась в двуличную, испорченную особу, которая днем лицемерно строила из себя благонравную слушательницу института, а по ночам предавалась плотским вакханалиям, получая к тому же за это деньги. Ксении сочувствовали меньше, чем попавшему в переплет Егору Стручкову – красивый, вальяжный, богатый Стручков, ангел добродетели, теперь, представьте, мог сесть в тюрьму из-за «какой-то развратной девки».