Наталия Левитина - Опасные удовольствия

Виола Батурская возникла в дверях «Моники» неожиданно для Вячеслава Матвеевича. Хотя он сам пригласил ее на свидание и ждал уже целый час, но, как всегда, появление Виолы заставило сердце Куницына биться быстрее, а газетная простыня, испещренная мелкими цифрами и исчерченная графиками, дрогнула в его руках.

Вячеслав Матвеевич три минуты поработал Штирлицем – он поедал глазами чудесное светлое лицо Виолы, так, как это делал штандартенфюрер CC на безмолвной встрече с женой в ресторанчике «Элефант», – прежде чем привлек к себе внимание.

Виола увидела Куницына и улыбнулась – радостно и скорбно одновременно. Вячеслав Матвеевич перебазировался со своим коктейлем за ее столик.

– О, как это я тебя не заметила, Слава? Извини, я опоздала, – удрученно покачала головой Виола. – Колесо спустило.

– И ты сама его меняла?

– Конечно не сама. Представь меня с домкратом.

– Не представляю.

Вячеслав Матвеевич взял нежную руку Виолы и, потеснив губами прозрачный шифоновый рукав, поцеловал запястье.

– Просто остановила автомобиль и три минуты взирала на проколотое колесо в беспомощной растерянности.

– И скольких пламенных идальго поработила твоя несовместимость с домкратом и гаечным ключом?

– Четыре типа сразу вызвались помочь. Среди прочих – советник французского посольства.

– Ему ты и доверила колесо?

– Нет, я выбрала двадцатилетнего зеленоглазого юношу, а советнику и двум другим неудачникам пришлось со вздохами удалиться, и…

– И?

– Слава… Глеб мертв!

Вячеслав Матвеевич вернул Виоле ее руку, которую он трепетно удерживал в своей ладони на протяжении всего диалога, и хмуро уставился в пустой бокал. Глеб мертв, и осознание этого жуткого факта являлось трагическим фоном их якобы непринужденной беседы.

– Что теперь? Как? – тревожно говорила Виола, заглядывая в потемневшие глаза Куницына. – Так внезапно… Мне позвонили… И ведь… Официально я все еще была женой Глеба… До его смерти… Теперь похороны… Я не знаю, не знаю, как это устраивать!

Панический блеск в глазах собеседницы и угроза надвигающейся женской истерики не испугали мужественного президента «Ойлэкспорта». Перед лицом грядущих похорон Виола была так же беспомощна, как и в случае с проколотой шиной, и жаждала покровительства. Вячеслав Матвеевич был готов выступить в роли защитника и утешителя.

– Не думай ни о чем, не волнуйся. Я обо всем позабочусь. Ты официально все еще была женой Глеба, хотя вы и не жили вместе. А я – официально – все еще его верный друг.

– Почему «официально», Слава? – удивилась Виола. – Ты действительно его единственный и настоящий друг.

– Да, – кивнул Куницын с горькой усмешкой. – И теперь таковым останусь навсегда. Из-за смерти Глеба. Чтобы сохранить дружбу, одному из нас нужно было умереть.

– Я тебя не понимаю. Ты говоришь загадками, – вздохнула Виола. Ее душевные силы были подорваны осмыслением предстоящих жизненных изменений, и вникать в переживания Куницына она не могла.

Несчастная вдова банкира достала из сумки зеркальце и придирчиво осмотрела лицо. Несмотря на расстроенные чувства, все ингредиенты внешности и макияжа оставались безупречными и в полной боевой готовности. Виола удовлетворенно захлопнула косметичку и поймала влюбленно-изучающий взгляд Куницына.

– Значит, ты все берешь на себя, Слава?

– Да. Беру.

– И мне ни о чем не волноваться?

– Да. Ни о чем.

– С тобой всегда так спокойно и надежно. Твои чувства ко мне еще не… не девальвировались? – улыбнулась Виола, взяв в руки «Ман унд Гельд». – О, какая скучная газета, сплошные цифры, цифры, цифры. И как ты ее читаешь? К тому же на немецком?

– Приходится.

– И Глеб тоже постоянно читал нечто подобное.

– Я знаю, что он читал.

– Да, Славочка, последнее время ты видел его чаще, чем я. И наши встречи, надо признать, не приносили радости ни мне, ни ему. Бог мой, Слава, буквально пару дней назад я так сильно разозлилась на Глеба, что нашла его рубашку и изрезала ее щипчиками для ногтей. Было непросто.

– Не представляю тебя в ярости. – Куницын смотрел на Виолу влюбленным взглядом, взглядом, в лучах которого женщина начинает сиять теплым светом, как золотой червонец.

– Да, изрезала. А сейчас… Все время думаю о том, что его нет, и не могу поверить. Только что он был жив. Куда все исчезло? Глаза, улыбка, голос – куда это все исчезло? Я не понимаю… Такая внезапная смерть.

– Смерть всегда внезапна, даже если ты сам спускаешь курок.

– Да…

Виола удрученно замолчала, но через секунду уже приободрилась и заговорила вновь:

– Как твой бизнес?

– Стабильно.

– Богатеешь день ото дня?

– Разумеется.

– Кстати, ты хотел меня видеть. Я совсем забыла спросить. Ты зачем-то хотел меня видеть?

– Подумал, что сейчас тебе нужна моя помощь.

– Милый! А почему не заехал прямо ко мне домой?

– Вчера вечером тебя не было дома.

Виола почему-то смутилась:

– Ах, точно. Я… Я была так расстроена… Слава, милый, я так привыкла всегда знать, что ты рядом, что ты в любую минуту готов поддержать меня. Я не представляю, как бы я без тебя…

Нежный взгляд Куницына обволакивал Виолу.

– А знаешь, что я сделаю? – обрадованно встрепенулась она. – Я подвезу тебя до офиса на своей машине. Согласен? Твой водитель пусть едет следом. Согласен, милый?

Куницын кивнул.

Муниципальная поликлиника, где у Алены Дмитриевой была карточка по месту жительства, словно только что перенесла разрушительное землетрясение. Стены в зазубринах и подтеках, неровный пол и скамейки с изрезанным дерматином, унылые группы людей – первые жертвы октябрьского гриппа, тусклый желтый свет голых ламп – все это угнетало.

Регистраторша беспрекословно выдала Андрею карточку, и сыщик вмиг убедился, что, кроме бедного гардероба и некоммуникабельного характера, других проблем у Алены Дмитриевой не было. Воспалением почек здесь так же не пахло, как жареным мясом в столовой для бедных. Медосмотр и флюорографию Алена проходила шесть месяцев назад и продемонстрировала отличные весо-ростовые показания, прекрасное состояние всевозможных слизистых оболочек, стопроцентное зрение и здоровые легкие. Неудовлетворенный, Андрей так и не понял, зачем девушке понадобилось исчезнуть с работы второго сентября якобы для лечения пиелонефрита.

Газета «Выстрел в упор» конечно же не обошла молчанием смерть банкира Глеба Батурского. Макс Колотов блистал осведомленностью и проницательностью, строил громоздкие предположения, кому было необходимо устранение Батурского, генерального директора банка «Гарант», тонко намекал, что ведется журналистское расследование, и в результате «выжал» из гибели банкира целых двести строк на первую полосу, а не сто, как собирался, хотя для информирования читателей вполне хватило бы и тридцати.