Лариса Захарова - Три сонета Шекспира

— Вы не имеете права, я буду жаловаться, — снизу вверх глядя в лицо Николаева, прошипел Кишкин.

— Еще что?! Хоть в ООН! Убью!

Свободной рукой Феликс достал пистолет.

— Быстро, где негативы? Где отпечатки? Где, ублюдок, камера?

— Не дам…

Николаев с размаху вогнал ему пистолет в рот.

— У-у-у… — застонал Кишкин.

— Негативы, мерзавец… Кто нанял, говори?!

— Скажу, — зашепелявил, — Наталья Валериановна…

— А, ну да, — прохрипел Николаев, — землячка же…

В паспортном столе, выясняя адрес, Николаев узнал, что Кишкин родом из совхоза «Цитрусовый».

— Чем она тебя взяла? Деньгами? Шантажом?

— Было, все было, — всхлипывал оператор, удерживая хлещущую изо рта кровь. — И деньги и другое…

— Где негативы?

Кишкин покачал головой:

— Нету… Отвез ей, прямо в исполком.

— Не врешь?

— Клянусь… Только уберите…

Николаев схватил оператора за шкирку, поставил его на ноги. Взял из письменного стола чистый лист бумаги. Положил на полированный обеденный стол. Припечатал лист ладонью.

— Пиши, что я продиктую.

— Вы не будете стрелять? — робко спросил Кишкин.

— Не буду, если напишешь… Пиши! — Николаев нажал на пистолет, чуть оцарапав желтоватую дряблую кожу у виска Кишкина.

Дрожащей рукой оператор взял ручку, вопросительно оглянулся.

— Пиши, — Николаев начал диктовать. — Я, Кишкин Анатолий Всеволодович, 1947 года рождения, был нанят Разинской Натальей Валериановной как фотограф с целью скомпрометировать капитана милиции Виртанен Любовь Карловну и подполковника милиции Николаева Феликса Николаевича. С этой целью я следил за ними, тайно фотографировал, подбирая ракурсы таким образом, чтобы опорочить звание офицера милиции, коммуниста, бросить тень на моральный облик Виртанен и Николаева.

— Не надо так быстро, — прошептал Кишкин, — я не успеваю…

— Щелкать успевал и сейчас поторапливайся… Дальше пиши: наблюдая за Николаевым и Виртанен, я сделал несколько снимков. Но не смог заметить, нет, лучше пиши так: и не заметил ничего предосудительного. Поэтому, чтобы Разинская, нанявшая меня, получила нужный ей результат моей работы, мной был произведен монтаж, фотомонтаж… Копии снимков и негативы я вручил Разинской… Пиши сегодняшнее число и время, когда встретились утром.

— Восемь пятнадцать.

— Прекрасно. Ставь подпись. Нет, подожди. Добавь: за съемку и фотомонтаж я получил от Разинской… сумму прописью, точно указывай сумму. — Николаев проследил, как тот выводит: триста пятьдесят рублей.

Боже, как же дешево их оценили!

— Теперь подписывай. И рядом с подписью ставь: писано собственноручно, дату и время. Сейчас девять тридцать три.

С утра явился Кишкин. Его последняя съемка оказалась очень по делу. То, что нужно. Эта парочка на сей раз не вывернется.

Разинская позвонила в Отдел вневедомственной охраны. Дежурный ответил, что Феликс Николаевич находится в Управлении внутренних дел облисполкома и минут десять назад звонил, просил заказать билет на самолет в Москву, двенадцатичасовой рейс. А вот это не укладывалось в схему.

— Он что, собирается улетать? — удивленно спросила Разинская. Это путало все планы, а она не любила этого. Еще не хватало, чтобы Николаев бросился в МВД с повинной!

— Товарищ подполковник, не докладывал. Кажется, нет.

— Так кому же билет?

— Просто один билет от его имени.

«Это ей, — поняла Наталья, кладя трубку. — И все-таки фотки сработали! Сматывает удочки чухна! Но не так, как надо. Ну что ж, пробуем второй вариант».

Вызвала Ирушечку.

— Ира, — сказала озабоченно, — где угодно найди мне Николаева. И заодно посмотри авиационное расписание местных линий. Найди рейс, который бы совпадал по времени с московским на 12. 15.

Потом Разинская зашла в свою комнату отдыха. Открыла шкаф, вытащила кейс. Да, не скажешь, что новенький. Потерли, как надо, даже наклеечку подобрали как у чухны, все чин чинарем. Не успела вернуться в кабинет, как из приемной влетела Ирушечка, бледная, губы дергаются:.

— Наталья Валериановна, там Николаев… Я еще не успела и… Он бешеный какой-то!

— Очень хорошо. Зови.

— Не надо звать! — заявил с порога Николаев, вошел, поравнявшись с Ирушечкой, развернул ее лицом к двери и вытолкнул. — Вон отсюда!

— Как вы смеете, подполковник! — возмутилась Разинская. — Что за поведение? В моем кабинете?!!

Николаев захлопнул дверь и спустил собачку английского замка. Вплотную подошел к столу, где восседала гневная, возмущенная Наталья Валериановна.

— В чем дело?

— Уважаемая Наталья Валериановна, — тихо сказал Николаев. — Либо вы добровольно отдадите мне сейчас негативы и фотографии, либо я вас застрелю. Семь бед — один ответ. Но должок с вас я получу.

— О чем вы говорите? Вы, должно быть, простыли под вчерашним ливнем? У вас температура, бред… Я не знаю никакого Кишкина.

— Бросьте, был у вас придворный фотограф, который вырос до маэстро телехроники еще тогда, в «Цитрусовом», когда вы комсомольским вожаком числились. Триста пятьдесят рубликов — это, конечно, больше, чем тридцать серебреников. А чего не круглая сумма, больше денег при себе не нашлось?

Она вспыхнула, высокомерно подняла брови:

— Что за гнусность!

— Да отчего же?.. Кишкин дал собственноручные показания. Любопытно взглянуть? Но только из моих рук, — Николаев быстро развернул листок, исписанный неровными строчками, прыгающими буквами, с датой, с указанием времени, и ее фамилия, и его подпись — кошмар.

— Да, Феликс Николаевич, — проговорила Разинская, — вы кое-чем располагаете. Может быть, обойдемся без шантажа, тем более без пальбы? Инск ведь не в Техасе. Давайте поступим по-джентльменски.

Николаев взглянул на часы.

— Торопитесь? Успеете. Я отдам фотографии и негативы в обмен на все те документы, которые уважаемая Любовь Карловна получила от не менее уважаемой Прасковьи Павловны. В конце концов человек может потерять все. В том числе и любые документы, даже очень важные.

— Вы сейчас потеряете жизнь, Наталья Валериановна. Давайте негативы. — Он достал пистолет.

Разинская затравленно взглянула на Николаева и ужаснулась — он же невменяем. Он убьет…

Какое-то время сидела не двигаясь. Все было, как в тумане. Она вспомнила, что в утренней суматохе забыла закапать глаза.

— Феликс Николаевич, — медленно проговорила она, — у меня нет оружия, — и протянула руку к сумочке, — просто, если я сейчас не закапаю глаза, я даже не смогу найти ваши негативы.

Разинская достала маленький пузырек, пипетку, закапала лекарство под веки и запрокинула голову.

Николаев смотрел на нее настороженно. Что все это значит? Снова посмотрел на часы.

— Вы надолго?..

— Сейчас, — с раздражением отозвалась Разинская. И тут она поняла, в чем ее спасение. Разинская улыбнулась так весело, что Николаева передернуло.