Джон Берли - Уайклифф разрывает паутину

Она улыбнулась.

— Помню, когда упала бомба, мы с моей дочерью Гвендолин сидели в малой гостиной и слушали по радио комика Томми Хэндли.

Гвендолин, ныне располневшая матрона лет под шестьдесят, кивала и улыбалась, но рта не раскрывала.

Над камином висел портрет матери с дочерью-девочкой, написанный в стиле Блумсбери.

— А Писсарро?… — спросил Уайклифф. — Как я понял, у вас было две его работы?

— Да, верно, и теперь, задним числом, я понимаю, что они, вероятно, были самым ценным с материальной точки зрения нашим имуществом. Однако в то время я не предавала этим холстам большого значения. Они появились в нашей семье очень давно. Мой дед по отцу купил их в конце семидесятых или начале восьмидесятых годов прошлого столетия, когда состоял при посольстве в Париже.

Подобные разговоры лучше всего вести за чаепитием, с чашками фарфора «Ройал Уорчестер» и осборнскими бисквитами. Но в этой комнате была какая-то несообразность; она напоминала Уайклиффу ризницу методистской церкви. Мебель являла собой весьма эклектичный ансамбль, и хотя по большей части она явно происходила из старого дома, сейчас казалась такой же неудобной, как современные образцы в мебельных салонах.

Миссис Мелвилл-Трис подошла к одной из книжных полок, нацепив на нос очки, достала старый журнал, раскрыла его и подала Уайклиффу.

— Эта статья была опубликована в июне тридцать девятого. Вообще-то в ней рассказывается о нашей бывшей усадьбе, но про картины Писсарро здесь тоже есть.

Статья оказалось девятнадцатой из длинной серии «Сельские усадьбы Англии». Дом в Аллестон Мэйнор характеризовался в ней как «превосходный образчик маломасштабной сельской архитектуры конца XVIII века». Следовали снимки вида дома снаружи, интерьеров основных комнат и наиболее примечательных предметов обстановки, включая цветные репродукции двух полотен Писсарро.

— Если хотите, могу вам этот журнал одолжить.

Уайклиффу сразу показалось, что набросок Хильды вполне мог быть сделан с одной из этих картин.

— Картины погибли при бомбежке?

— Вовсе нет! Наша большая гостиная вообще почти не пострадала. Однако нам посоветовали все-таки немедленно покинуть дом, и мы перебрались к моему кузену. Местные власти выставили у дома охрану, и продолжалось это, по меньшей мере, несколько дней. По справедливости, всех больше тревожили тогда многочисленные жертвы в городе. А когда приехали эксперты, чтобы оценить нанесенный нам ущерб, обнаружилось, что картины пропали. Полиция сделала все, что могла, но и у нее в те годы были куда более важные заботы.

— И с тех пор о дальнейшей судьбе картин вы ничего не знаете?

— Ничего — до вашего появления сегодня. Вы считаете, мы сможем их вернуть?

Уайклифф отвечал осторожно:

— Это маловероятно. Должен признаться, что связь этих полотен с моим расследованием пока неясна. Может статься, ее нет вообще. Еще только один вопрос: вы не припоминаете торговца антиквариатом по фамилии Рул? Он держал салон на Куин-Мэри-стрит.

Она заметно оживилась.

— Генри Рул? Конечно, я его прекрасно помню! Пока был жив мой муж — как резервиста флота его призвали, и он погиб в первые месяцы войны — у него с Генри были какие-то совместные дела. А потом он стал для нас настоящей опорой, когда возникли тысячи проблем из-за той бомбы. Кстати сказать, именно он нашел для нас этот дом.

Миссис Мелвилл-Трис была слишком хорошо воспитана, чтобы приставать к сыщику с дальнейшими расспросами. Уайклифф же сделал все от него зависящее, чтобы поблагодарить очаровательную старушку за помощь в самых светских выражениях. Они расстались, выразив друг другу самые лучшие пожелания.

Когда Уайклифф вернулся в машину, он первым делом сравнил репродукцию в журнале с рисунком Хильды и заключил, что у нее был доступ либо к оригиналу, либо к такой же репродукции.

Его молодой водитель спросил:

— Возвращаемся в штаб, сэр?

— Нет. Едем на ферму Трегеллес. Знаешь, где это?

Ветер все усиливался, с вершины холма им открылся вид на залив, где свинцовое море густо пенилось белыми барашками.

У ворот фермы была припаркована какая-то машина. Оценщик за работой, подумал Уайклифф. Его столь скорому возвращению Джейн Рул удивилась, но была теперь с ним почти радушна.

— Ну, что на этот раз?

Он показал ей репродукции из альбома.

— Не доводилось ли вам видеть где-нибудь одну из этих картин или сразу обе?

Джейн выдвинула ящик кухонного стола, достала очки и водрузила их себе на нос. Эта деталь неожиданным образом изменила ее лицо, сделав его почти интеллигентным. Она поочередно рассмотрела репродукции и ткнула затем пальцем в одну из них.

— Вот эту я знаю.

Это был вид на Понтуаз.

— Вы уверены?

Она кивнула.

— Вообще-то я редко обращаю внимания на всякие картинки, но эта мне понравилась, потому что она… Просто потому, что красивая. Она долго висела над кроватью Агнес. И рама была роскошная, в точности как здесь, в вашем журнале.

— Что сталось с картиной?

Джейн Рул развела руками.

— А мне-то откуда знать? Я ж вам уже говорила, что она все любила менять местами. Надо поискать в старой маслобойне, где еще?

— Давно ли вы видели картину на стене в спальне?

Она сняла очки.

— Больше года назад. Еще до того, как она помешалась.

Из маслобойни доносились звуки передвигаемой мебели.

— Раз уж я здесь, — сказал Уайклифф, — есть смысл поговорить с оценщиком.

Джейн помотала головой.

— Их там аж трое. Двое работают, третий командует. И еще один из ваших. Пройдите туда через кухню, если хотите.

Он так и поступил, отметив про себя попутно грязный прямоугольник на полу, где прежде стоял морозильник. Теперь этот предмет бытовой техники находился у криминалистов, хотя не совсем понятно, для какой надобности.

Оценщик — мистер Тресиддер — оказался крепышом-корнуольцем, достаточно добродушным, чтобы получать от своего занятия некоторое удовольствие.

— Здесь попадаются недурные вещи, — сказал он. — Хорошо, что помещение сухое.

Двое его помощников двигали мебель, как фигуры на шахматной доске переставляли, чтобы добраться до остального. Наружу ничего нельзя было выносить из-за дождя. За всем этим молча наблюдал полицейский.

— Вы уже просмотрели картины? — спросил Уайклифф оценщика.

— Да, но ничего примечательного не обнаружил. Кое-какие деньги можно будет выручить за рамы.

— Подлинников импрессионистов не попадалось?

Тресиддер вежливо хихикнул.

— Боюсь, что везение Джейн не столь безгранично. Ведь все переходит к ней, как я понял?

— Дальнейшая судьба этого имущества мне не известна. Покажите, пожалуйста, как хранятся картины.

Если оценщик и был удивлен просьбой Уайклиффа, то вида не подал. Он указал сыщику на два ящика с откинутыми крышками — один большой, другой поменьше. Картины в ящиках располагались вертикально, каждая была проложена слоем войлока.