Ирвин Уоллес - Семь минут

После душа Барретт успокоился, побрился и спустился в холл. Он купил в табачном киоске «Нью-Йорк таймс», отправился в ресторан «Зал Эдуарда» и позавтракал апельсиновым соком, тостом с маслом и кофе, отказавшись только от обычных бекона с яйцами ради экономии времени.

Барретт просмотрел газету и внимательно прочитал статью на третьей странице, в которой рассказывалось об отборе жюри для процесса «Штат Калифорния против Бена Фремонта» и дважды коверкалось его имя. Больше всего ему не понравились высказывания Кристиана Леру, обвинившего Джадвея в продажности, и слова Фрэнка Гриффита, который обращал внимание на необходимость оградить молодых впечатлительных людей вроде его сына от непристойной литературы. Он не нашел в статье своих собственных высказываний и слов Эйба Зелкина. Этот факт лишний раз подтверждал, что нужны надежные свидетели. Однако Барретт не очень огорчился, помня, что у защиты имеется тайное оружие. Изабель Воглер изрядно поколеблет показания Джерри Гриффита, а Джадвей защитит себя с помощью писем, которые сейчас находились всего в пяти кварталах от Майка.

Без четверти одиннадцать Майк Барретт вышел из «Плазы», окунулся в удушающе влажную атмосферу этого города противоречий и направился в сторону Пятой авеню, по которой теперь и шагал.

В этот миг город устроил ему встряску. То, что всегда угнетало Майка, — громадные размеры Нью-Йорка, его безразличие и бесчеловечность, на этот раз неожиданно вдохнуло в него энергию и оживило. Этим чудесным и оживляющим действием обладал один Нью-Йорк. Сейчас, в самый разгар дня, не было времени для тривиальностей и ерунды. Приходилось двигаться, что-то делать, к чему-то стремиться. Если вы не могли выжить, сражаться с городом и победить его, стать таким же значительным, как он, или даже еще значимее, он раздавит вас и похоронит под собой. Однажды Нью-Йорк уже подмял его, и Барретт был знаком с его действием на человека. Неожиданно для самого себя он бросил вызов городу, и сейчас у него появилась цель.

Барретт свернул с Пятой авеню и энергично зашагал к «Лавке автографов Олина Адамса». После посещения лавки он вернется домой вооруженным и примет участие в битве, за которой будут следить миллионы жителей земли. В этой битве он будет сражаться с черными рыцарями за светлое будущее. Наконец ему удалось прогнать мысли о Фей с ее розовым раем.

Он ожил, кровь быстрее потекла по жилам.

На Пятьдесят седьмой улице располагались магазины и конторы, и Майк Барретт внимательно смотрел на номера домов. Лавка Олина Адамса находилась в этом квартале. Он успел перебежать на зеленый свет через Мэдисон-авеню и дошел почти до Парк-авеню. В нескольких домах от угла увидел в витрине надпись продолговатыми черными буквами: «Лавка автографов Олина Адамса, открыта в 1921 году. Мы покупаем и продаем автографы». Витрина была заставлена письмами знаменитых людей и рукописями в красивых рамочках, но Барретту сейчас хотелось побыстрее получить письма Джадвея.

Когда Барретт открыл дверь, раздался звон колокольчика. Он очутился в просторной комнате, в миниатюре воспроизводящей знаменитый Зал рукописей в Британском Музее. Повсюду стояли стеклянные шкафы, на стенах висели подлинные автографы, письма и фотографии. Каждый экспонат сопровождал портрет автора в двойной рамке. Надпись синими буквами гласила: «Образцы продаются. Пожалуйста, интересуйтесь ценой». За прямоугольным антикварным столом молодая женщина, похожая на выпускницу Вассара, увлеченно сортировала пачку редких писем и раскладывала их по прозрачным папкам.

Барретт подошел к ней:

— Извините, мне нужен мистер Адамс. Он должен ждать меня.

— Кажется, он разговаривает по телефону. Я сейчас посмотрю.

Она скрылась в просторном кабинете и через минуту вернулась.

— Сейчас освободится, — сообщила девушка и показала на стул с плетеной спинкой. — Устраивайтесь поудобнее.

— Благодарю.

Но Барретт сейчас не мог сидеть спокойно и принялся бродить по комнате. Вскоре его увлекли документы в рамках, висящие на стенах. Под каждым было приклеено отпечатанное на машинке название и аннотация. «Кеннеди Джон Ф., 1 стр. Конгресс Соединенных Штатов, Палата представителей, Вашингтон, 12 дек. 1951. Американскому консулу в Гонконге». «Дуглас Фредерик, бак. искусств, 1 стр., американский негритянский писатель и просветитель, Вашингтон, 20 окт. 1883». «Тулуз-Лотрек, Анри, с собствен, подписью, по-франц., карандаш, 2 стр., франц. художник, Париж, 11 нояб. 1899». Неподалеку висели оригинал чека на пятьдесят фунтов, выписанный Леем Хантом на имя Перси Шелли в 1817 году, рецепт 1909 года на немецком языке, из Вены, с подписью «доктор Зигмунд Фрейд», рукопись 1858 года на голубой бумаге, подписанная Александром Дюма-отцом, письмо без даты, выведенное корявым почерком сэра Вальтера Скотта, какой-то документ с подписью «Линкольн», стихотворение Скотта Фицджеральда, отрывок рукописи Жана Жака Руссо и часть незаконченной симфонии Бетховена.

Для Майка Барретта все это было ново и интересно. Он знал, что письма, документы, рукописи знаменитостей во все времена собирались и хранились в отдельных уголках библиотек и музеев. Он, конечно, слышал о коллекционерах и торговцах автографами, но никогда не думал, что драгоценные документы королей и президентов, писателей и художников, ученых и мудрецов продаются, как «клинекс», сигареты или банки с горохом. Вот они висят и лежат в лавке на Пятьдесят седьмой улице, и каждый может купить их за небольшие деньги и унести домой. Если вам хотелось общества Поля Гогена, или Иоганна Вольфганга Гёте, или Генриха VIII, вы могли купить документы и наслаждаться близостью к этим великим людям в тиши своего дома. Самым невероятным казалось то, что здесь, в этой крошечной лавке, он мог приобщиться к истории и знал, что все это не подделка.

В героях, правителях, создателях и мучениках прошлых веков было что-то сказочное. Казалось, они порождены фольклором и мифами, хотя о них рассказывали учебники, писали биографы, в музеях хранились документы. Здесь же, на этих стенах, они являлись как бы во плоти: ошибки в словах, клякса на странице, вставка в последнюю минуту, возглас досады, и все это (вы могли в этом убедиться) было написано рукой лорда Байрона или Сары Бернар. Здесь наконец начинаешь понимать, что история — это не памятники и статуи, а люди, такие же хрупкие, как ты сам.

Только сейчас Дж Дж Джадвей впервые показался Барретту реальным. Через несколько минут он увидит то, что Джадвей написал собственной рукой. Будет держать эти листы бумаги, слышать голос Джадвея и касаться его через письма, до которых дотрагивался сам Джадвей. Дж Дж Джадвей превратится в живого свидетеля, готового защищать «Семь минут» от ни во что не верящего света.