Татьяна Соломатина - Естественное убийство – 2. Подозреваемые

– Моя девушка красивая.

– Жаль. Если бы она была некрасивая, то вы бы её бросили, да?

– Не знаю, Анна Сергеевна. Так уж вышло, что она – красивая и мир не заставляет меня отвечать ещё на один лишний вопрос.

– Но мы же с вами всё равно можем дружить? – с надеждой спросила маленькая Анечка.

– Скорее всего, нет, Анна Сергеевна. Вы слишком юны для дружбы со мной. Я – слишком стар для дружбы с вами. Боюсь, ваши родители не слишком радостно отнеслись бы к такому раскладу! – Северный старался быть максимально корректным. Ему очень хотелось рассмеяться. Но он уважал чувства людей. Особенно – маленьких людей. Их можно не любить, но нельзя не уважать. Он свято чтил презумпцию уважения – и всегда уважал человека, вне зависимости от возраста. Ровно до тех пор, пока человек не доказывал, что он уважения не достоин. Маленькая Анечка Толоконникова пока такового не доказала. К тому же – ну очень умильная девица! Прелесть, а не ребёнок! Чем-то очень напоминала Дашку Соколову.

– Моим родителям всё равно, с кем я дружу! Мама всё время в разъездах – она знает восемь языков и живёт в основном в Париже! Я тоже там была! – похвасталась Анечка. – А папа со мной не живёт. Нет-нет, он с мамой не в разводе, просто когда был кризис, – совершенно серьёзно объясняла Северному маленькая девочка, – его уволили с работы, и он так и не пришёл в себя. Поэтому я и мой маленький братик живём с бабушкой. Мама часто прилетает, привозит кучу подарков и деньги бабушке. На нас. И когда мама прилетает, мы с мамой и папой идём в зоопарк или в театр, потом – в кафе. А потом мама улетает в Париж. А папа снова возвращается в квартиру и ложится на диван. Он очень страдает. Бабушка называет его бездельником, а мама с ней ругается из-за этого. Наша бабушка знает двенадцать языков и курит! – очень гордо закончила маленькая Анечка Толоконникова. – Может быть, вы как-нибудь придёте к нам в гости? – несмело предложила она Всеволоду Алексеевичу. – Бабушка будет рада. К нам почти никто не ходит, с тех пор как она уволилась. Она подрабатывает переводами, но по почте. Но бабушке очень скучно.

– Я ничего не могу вам обещать, Анна Сергеевна, – ответил Северный – и почувствовал себя идиотом.

– Но мне так хочется, чтобы к нам кто-то пришёл в гости! А то только мы с братиком и бабушка. Редко мама, и ещё реже – папа. А так хочется с кем-то поговорить! – Анна Сергеевна начала хныкать в трубку, как самая что ни на есть восьмилетняя Анечка.

«Господи, ну кому и за что я не угодил?! Я терпеть не могу детей. Я и взрослых терпеть не могу! Почему я должен заниматься какой-то девчонкой, которая не интересна собственным родителям? Говори ей строгое однозначное «нет!» и нажимай отбой!» – приказал себе Северный:

– Хорошо. Я приду к вам в гости. К вам, с братиком и бабушкой, – уточнил он. – Но только предварительно я созвонюсь с вашей бабушкой. Что правда, Анна Сергеевна, я понятия не имею, что я вашей бабушке скажу. «Здравствуйте, я судмедэксперт, мне пятьдесят лет, и я хочу прийти к вам в гости по приглашению вашей восьмилетней внучки!»

– Не-е-ет! – рассмеялась маленькая Толоконникова. – Вы что, не знаете, что надо соврать?

– Врать нехорошо!

– Иногда – очень даже хорошо. Скажите моей бабушке, что вы врач и что вы были в лагере в тот день, когда той девочке, Ане Румянцевой, стало плохо. И что теперь вы, как врач, переживаете за всех детей. И за меня, а поскольку меня бабушка из лагеря забрала и я теперь сижу дома и смотрю телевизор, то вы должны меня проведать и осмотреть. Потому что подозреваете, что в лагере был какой-то грибок, и у всех детей может быть…

– Анна Сергеевна! – прервал девчушку Северный. – Вы не «Доктора Хауса» там усиленно смотрите по телевизору?

– Как вы догадались?! – обрадовалась Анечка. – Бабушка обожает «Доктора Хауса»! Мы с ней уже несколько раз смотрели все семь сезонов. Как только заканчиваем смотреть седьмой, так сразу начинаем с первого. Скажите, вам жалко, что у Хауса с Кади не получилось? Мне до слёз жалко, что у них не получилось!.. Ой, бабушка из магазина вернулась! Бабушка! – закричала она в сторону от телефона. – Тут врач из того лагеря, откуда ты меня забрала, звонит! Всеволод Алексеевич, сейчас я вам дам бабушку! Скажите ей то, что нужно! – строгим, «взрослым» голосом добавила находчивая Анечка Толоконникова.

И что, скажите на милость, Северному оставалось?

– Здравствуйте! – сказал Всеволод Алексеевич в ответ на достаточно приятное «алло». – Моя фамилия Северный, и ваша внучка ошиблась. Она очень умная девочка, но ей всего восемь лет. Я не врач «того лагеря». Я просто был приглашён администрацией на день интересных профессий. Я – судебно-медицинский эксперт. Именно в тот день произошёл неприятный инцидент с чуть более взрослой девочкой, и я…

– Извините, сейчас продолжим, – сказала с той стороны телефона бабушка. – Анечка, пойди посмотри, как там братик! – услыхал Северный. В закадровом пространстве ещё некоторое время Аня препиралась, но затем смирилась и ушла «смотреть, как там братик». – Простите, я сейчас возьму трубку на кухню и закрою дверь. Моя внучка очаровательна, но жутко любит подслушивать! Как, простите, вы сказали, вас зовут?

– Всеволод Алексеевич! – вздохнул Северный.

– Елена Александровна, – представилась бабушка. – Это так ужасно, Всеволод Алексеевич! – послышалось, как старушка затягивается сигаретой. – Ужас, да и только! Кто бы мог подумать, что такое могло случиться в добропорядочной семье! С виду, разумеется, добропорядочной. И если такое происходит в отнюдь не люмпенской среде, то что же тогда творится…

– Что, простите, творится? – уточнил Северный. Ему показалось немного странным, что бабушка Толоконниковой не удивилась звонку судебно-медицинского эксперта, вовсе постороннего человека… Кажется, не одной маленькой Анечке не хватало общения и «гостей».

– Как, вы не знаете?! Та девочка, которой вы сделали укол, по словам моей внучки, то есть, как я понимаю, оказали ей первую помощь, умерла! А её отчима посадили по обвинению в педофилии! А мать – по обвинению в пособничестве! Вы же мне поэтому звоните? Вы хотите узнать обстоятельства, да?

– А вы что-то знаете? – удивился Всеволод Алексеевич.

– Ну, конечно же! Уже все газеты об этом пишут!

– Уже пишут? Надо же, какая скорость реагирования. Какое счастье, что я не читаю газет! К тому же, Елена Александровна, мало ли что газеты пишут. «Посадить» человека так быстро не могут. Могут только предъявить обвинение и взять под стражу. Презумпция невиновности гласит, что любой, кому предъявлено обвинение, не виновен, пока следствие не докажет обратное и суд не вынесет приговор. Но я вам звоню вовсе не поэтому.

– Да? Жаль! – искренне расстроилась бабушка Анечки Толоконниковой. – Я могла бы вам рассказать! Я же пару раз видела, как отчим этой Румянцевой привозил её в тот лагерь на машине. Она его целовала в щёку на прощание, а он… Он, знаете ли, так смотрел на неё… Вовсе не как положено смотреть отчиму! Я была не так далеко припаркована – метрах всего в двадцати от их машины – и всё разглядела. Подонок!