Го Осака - Косые тени далекой земли

Но он прекрасно знал, что люди, однажды поверившие в доктрину коммунизма, а впоследствии разочаровавшиеся в ней, становятся самыми ярыми критиками коммунизма.

Таким был Джордж Оруэлл, таким же был Артур Кестлер.

Рюмон вернулся к разговору:

– Я хотел у вас спросить, вы знаете некоего Хоакина Эредиа?

Белые брови Гильермо дрогнули.

– Знаю. Он был агентом разведки республиканской армии. В то время ему и со мной приходилось встречаться. Откуда, интересно, вы знаете о нем?

– Я с ним виделся. Он на днях скончался, но перед смертью упомянул ваше имя. Вы ведь вместе с ним спрятали орловское золото в пещере в подземелье Толедо, не так ли?

Гильермо выпрямился. По лицу его было видно, что он совершенно ошарашен.

– Да, вы правы. Но я и думать не мог, что Хоакин выжил. Я был уверен, что его давно уже нет в живых.

– Хоакин тоже, по-моему, был уверен, что вы давно погибли. Он говорил, что вас застрелил один русский, по имени Болонский.

Глаза Гильермо заблестели.

– Болонский. Точно! Так его и звали. Этот Болонский украл часть золотых слитков Испанской республики, которые Орлов должен был переправить в Россию. Мы с Хоакином по его приказу спрятали эти слитки в одной пещере, в подземелье Толедо.

– А затем вы поссорились, не так ли?

– Да. После того как мы перетащили все слитки в пещеру, Болонский попытался нас застрелить. Хоакин убежал в глубь пещеры, а я стащил Болонского в воду и прикончил. Затем, выбравшись из пещеры, я вернулся в Иностранный легион, стоявший тогда лагерем в Толедо.

Леонора задрожала и прижалась к Дональду.

Дональд обнял мать за плечи и, скривив губы, проговорил:

– Похоже, на мать все это действует слишком сильно. Я думаю, что нам не имеет смысла присутствовать дальше при вашем разговоре. Мы, пожалуй, вернемся домой.

Он взглянул на мать, давая ей знак подняться, и сам встал со стула.

Леонора на секунду заколебалась, но все же нехотя поднялась.

Гильермо встал и поцеловал ее в щеку:

– Ни о чем не беспокойся, Леонора. Я скоро приду.

Леонора обняла его и, бросив на Рюмона полный укоризны взгляд, молча направилась к выходу.

Дональд крепко пожал Рюмону руку:

– Я рад нашему знакомству, мистер Рюмон. Не буду отрицать – меня несколько поразило то, что мы с вами оказались кровными родственниками, но поверьте – неприязни к вам я не испытываю.

– Я тоже, – ответил с облегчением Рюмон.

Дональд похлопал его по плечу и последовал за матерью.

Рюмон снова сел на стул и обратился к Гильермо, все еще по-английски:

– Вы не знаете, что дальше стало с этими золотыми слитками?

Гильермо пожал плечами:

– Действительно, что, интересно, с ними стало? После той истории я десять с лишним лет прожил в Испании, но мне ни разу не приходила мысль проверить, там они еще или нет. По правде сказать, я и в Толедо с тех пор ни разу не бывал. Понимаете, я тогда решил прожить в Испании всю оставшуюся жизнь, и неприятностей мне не хотелось. Но я никогда не слышал, что эти слитки отыскались, так что, скорее всего, они лежат в пещере нетронутые.

Вдруг откуда-то из глубин склада донесся шорох.

Тикако испуганно выпрямилась.

Гильермо усмехнулся:

– Не беспокойтесь. Это, скорее всего, мышь пробежала. Или стопка книг обвалилась – это случается нередко.

Рюмон достал из кармана кулон.

– Посмотрите, этот кулон нашелся в вещах Хоакина. Я полагаю, он получил его от вас, не так ли?

Гильермо взял кулон в руки и внимательно рассмотрел его.

– Да, этот кулон действительно мой. Хоакин отобрал его у меня в той пещере. И, честно вам скажу, я и думать не мог, что когда-нибудь снова его увижу.

Гильермо прищурил глаза. Было очевидно, что он глубоко взволнован.

Рюмон расстегнул ворот рубашки, снял с цепочки другой кулон и протянул его Гильермо.

– Я нашел этот кулон – совершенно идентичный вашему – в вещах моей покойной матери. Насколько я понимаю, у бабушки был такой же кулон, как у вас, и он перешел к моей матери по наследству. Я прав?

По глазам Гильермо было видно, что он пришел в полнейшее замешательство.

Переводя глаза с одного кулона на другой, он, запинаясь, проговорил:

– Нет… это не Сидзу… это не сестры…

– Тогда, быть может, этот кулон принадлежал моей матери?

Гильермо молчал, облизывая губы.

Рюмон взял у него свой кулон и спрятал его в карман.

Затем он достал и показал Гильермо фотографию.

– Прошу вас, внимательно рассмотрите эту фотографию. Сзади стоят мои дедушка и бабушка, Нисимура Ёскэ и Сидзуко. Девушка, сидящая перед ними, – моя мать Кадзуми.

Гильермо некоторое время изумленно разглядывал фотографию.

Рюмон продолжил:

– Я показал эту фотографию одному старику, некоему Кирико, который знал Рикардо и Марию во время гражданской войны, и он уверил меня, что Мария и Рикардо, которых он знал, и супруги Нисимура – разные люди. Поскольку, как вы только что сказали, супруги Нисимура всего лишь одолжили тем, другим, свои имена, а сами в Испанию не ездили, это вполне естественно.

Гильермо вырвал фотографию из его рук и впился в нее взглядом. Обвислая кожа на его щеках натянулась от волнения, губы дрожали крупной дрожью. Казалось, он боролся с неким чувством, распиравшим его грудь.

Не давая ему передышки, Рюмон задал следующий вопрос:

– Но тот же самый Кирико, к моему удивлению, заявил, глядя на фотографию моей матери, что это – Мария. Конечно, он просто обознался. Ведь моя мать во время войны была еще маленькой и той Марией быть никак не могла. Но, тем не менее, Кирико принял вашу племянницу и мою мать за агента Сталина, Марию. Что, по-вашему, это может значить?

Задыхаясь от волнения, Гильермо проговорил хриплым, сдавленным голосом:

– Это – точно Кадзуми, ваша мать?

– Да. Вам тоже кажется, что она похожа на Марию?

Гильермо вернул Рюмону фотографию:

– Похожа. Как две капли воды.

Рюмон снова посмотрел на фотографию. По спине пробежал холодок.

– Все-таки похожа, да?… Но почему?

Гильермо закрыл лицо руками.

Из-под сомкнутых пальцев прозвучал голос, почти стон:

– Как им не быть похожими? Ведь Кадзуми – дочь Марии.

Рюмон замер.

– Моя мать – дочь Марии? Да вы что?

– Это правда, – проговорил Гильермо, не поднимая головы. – Кадзуми – наш с Марией ребенок.

Рюмон сидел не шевелясь. Он не верил своим ушам.

– Вы хотите сказать, что родители Кадзуми – вы и Мария?

Гильермо отнял руки от лица и посмотрел Рюмону в глаза.

– Ну да. То есть вы, получается, – мой внук. Хотя, если честно, после всех этих лет говорить мне это как-то неловко…

Рюмону показалось, что вокруг него рушатся стены. Он протянул руку, чтобы ухватиться за что-нибудь. Тикако подошла к нему и взяла Рюмона за плечи: