Фредерик Дар - От этого не умирают.

— Вы хотите сказать, что мальчонка сильней меня?

— В технике, разумеется, он тебе уступает, но что касается эффективности ударов… Если вы оба отпустите тормоза, то скорее ты не дотянешь до десятого раунда, чем он.

От унижения у меня перехватило горло.

— Вы говорите так, чтоб досадить мне, Бодо?

— Нет я не хочу ничего от тебя скрывать. Андрикс будет таким же великим чемпионом, каким был ты, а может, еще лучше… Тебе ни разу не пришлось испробовать его боковой справа? Ну просто атомная бомба, и никто…

Я уже испробовал этот боковой справа, и не раз, когда тренировался с Андриксом. Это был самый серьезный спарринг- партнер, с которым мне когда-либо приходилось работать…

— А если я откажусь? — прошептал я подавленно.

Бодо пожал плечами.

— Если ты откажешься, Боб, тебя выставят против Петера… Его ты еще можешь победить… Только потом наступит черед Петручи, а уж этого, честное слово, ты уложишь разве что молотком!

— Тогда как малыш Андрикс у него выиграет?

Он сделал неопределенный жест рукой.

— Я так думаю, но спорт есть спорт… Во всяком случае, с Андриксом у нас есть шанс, а с тобой — ни одного! Ну ни малейшего… Петручи тебя нокаутирует как пить дать. Даже если ты будешь только защищаться… Он навяжет тебе ближний бой, а удары у итальяшки невероятные! Ты должен понимать, что если я придерживаюсь того же мнения, что мосье Голдейн…

— Вы придерживаетесь того же мнения, потому что это дает вам возможность сохранить чемпиона Европы в своем «хозяйстве», Бодо!

— Плохо же ты знаешь меня, Боб.

Я отвел взгляд.

— Ладно, слушайте. Я согласен… Только предупреждаю об одном: я не желаю подарков от Жо, потому что сам ему их делать не намерен, вы меня поняли? В первом же матче мы оба выложимся до конца, и он, и я… До конца!

Говоря это, я, не отрываясь, смотрел на Голдейна.

Но, похоже, мои слова не слишком его взволновали. Он легонько пожал плечами.

— Как пожелаете, Тражо… Как пожелаете!

Не отводя взгляда от хронометра, рефери произнес:

— Два!

Я оставил их — пусть договариваются о своих грязных делишках — и ушел, хлопнув дверью.

Меня не покидало тягостное ощущение физической усталости. Не означало ли это, по сути дела, что я не в форме?

Все сказанное моим менеджером явилось для меня настоящим откровением. Нет, честно, до сих пор я ничего такого за собой не замечал… Считал, что по-прежнему очень силен…

Однако теперь мне вспомнились маленькие внушающие тревогу детали. Во время последнего матча мои перчатки частенько встречали пустоту, а ведь я славился точностью ударов… И в конце четвертого раунда запыхался, как стайер, только что осиливший пять тысяч метров. Разумеется, во время минутного перерыва я восстановился, но от бдительного ока Бодони ничто не ускользнуло.

В конце концов, я уже достиг возраста, когда боксер уходит на покой… Признать себя побежденным тоже надо уметь. Вариант предложенный моим менеджером и директором Дворца бокса, если подумать, был для меня совсем не плох; одна ничья и одно поражение по очкам. Это означало с достоинством уступить дорогу молодому…

Я заглянул к Жереми, бывшему чемпиону в полулегком весе, а теперь владельцу кафе неподалеку от Дворца. Подумалось, что вскоре и мне придется подыскивать себе занятие. Вообще-то ребята вроде нас, как правило, открывают питейные заведения. Это последняя возможность остаться на виду… Себя показать, порассказать о прошлом, а публика взамен охотно пьет твое анжуйское.

Однако к ремеслу бармена душа у меня не лежала. Деньги у меня были немалые. Меня, спасло то, что я женился на такой женщине, как Катрин. Она неустанно призывала меня к благоразумию и бережливости. У нее была светлая голова, она уже лет десять назад предвидела этот самый момент, который теперь застал меня врасплох.

Благодаря своим миллионам я могу заняться бизнесом. Моя мечта — поселиться где-нибудь на побережье и завести большую псарню. Я всегда любил собак, дома у меня их целых три, три боксера, которые обслюнявили все мои кресла.

Жереми вышел из-за стойки мне навстречу. Он был низенького роста, седой, с помятым лицом и сплюснутым носом, на котором красовались черепаховые очки с толстыми стеклами. Несмотря на этот свой нос, он походил на старого степенного господина, а не на бывшего боксера. От былой славы чемпиона мира осталась лишь засиженная мухами фотография во весь рост, висящая в глубине бистро.

При виде Жереми у вас исчезали последние иллюзии и в горле вставал ком.

Еще с той поры, когда он был знаменит, Жереми сохранил некоторое высокомерие по отношению к непрофессиональным «потребителям» благородного искусства.

— Привет, Боб! Давненько тебя не было видно.

Мы обменялись коротким рукопожатием, как это делают все боксеры, для которых нет более бессмысленного жеста, чем простое пожатие руки.

— Что будешь пить, минеральную?

— Нет, налей-ка нам, пожалуй, шампанского.

Он удивился: если вдруг чемпион Европы и пьет шампанское, то лишь для того, чтобы отметить очередную победу.

— Шампанского?

В чем дело, у тебя нет шампанского?

— А как же твоя тренировка, Боб?

— Пошел ты!.. — раздраженно отбрил я.

Он вытащил из холодильника четвертьлитровую бутылку «Перье».

— Нравится тебе, Боб, или нет, но у меня, кроме как минеральной водой, ты ничем другим не напьешься… Не хочу, чтоб ты служил посмешищем…

Я не стал спорить. В бистро вошли молодые рабочие с завода. Узнав меня, они кинулись ко мне за автографом, протягивая для подписи что попало, вплоть до фотографий каких-то людей, которых я в жизни не увижу.

Их восхищение подействовало на меня благотворно. Силы вернулись, будто и не уходили. Я никого не боялся. Голдейн мог выставить против меня этого хваленого Петручи — я был уверен, что одержу победу.

Когда ребята разошлись, Жереми завел со мной доверительный разговор.

— Что-нибудь не так, парень?

Я не спешил с ответом. Наконец взглянул на бывшего чемпиона мира, на эту невероятную физиономию… Его голова не что иное, как зарубцевавшаяся рана… Я б не пережил, доведись мне такое демонстрировать современникам. Однако запасной головы у Жереми не было.

— Ты был на двух моих последних матчах?

— Ты же знаешь, Боб, я не пропускаю ни одной встречи во Дворце.

— Тогда я хотел бы задать тебе один вопрос…

Его маленькие, как запятые, глазки странно блеснули. Нечто подобное я увидел сегодня во взгляде Бодони.

— Что ты думаешь обо мне, Жереми, только честно?

Наверное, я слишком неожиданно выдал свой вопрос. Для этих бывших чемпионов надо подготавливать вопрос, как жидкую кашку для беззубого старика. У них мозгов совсем не осталось.

— Как это, Боб, что я думаю о тебе?