Рауль Мир-Хайдаров - Налево пойдешь - коня потеряешь

В первый же день выхода в поле Баходыр в конце дня неожиданно исчез. Возвращаясь в сумерках, друзья недоумевали, куда он мог подеваться и какие такие у него секреты от компании. Никто ничего вразумительного сказать не мог, только весовщик ответил, что в пять часов Баходыр сдал на хирман последний фартук с хлопком и его сто пятьдесят четыре килограмма -- третий результат.

Конечно же, зная Баходыра, они могли ожидать, что он выкинет что-нибудь такое, но, сколько ни гадали, к общему мнению не пришли. В конце концов решили, что метнулся их дружок на соседние поля к медичкам, помочь какой-нибудь ясноглазой, для которой и тридцать килограммов собрать --непосильная задача. Каково же было удивление усталых и грязных ребят, когда во дворе они наткнулись на свежевыбритого, благоухающего "Шипром" Баходыра.

-- Ну ты и наглец! -- выпалил с притворным возмущением Фатхулла. -- Что ты себе позволяешь? Собрал несчастные сто пятьдесят четыре кэгэ -- и деру? Вот Генка собрал сто восемьдесят два, и ничего, скромно держится, со всеми до звезд на поле!

Он хотел было растрепать аккуратную прическу Баходыра, но тот увернулся и, воздев руки, в тон ему ответил:

-- Неблагодарные! "Гарун бежал быстрее лани..." Помните школьную хрестоматию? Так и я мчался быстрее и лани, и Гаруна, хотел порадовать вас, передовых тружеников полей, пловом, чтобы не опоздали на танцы. А вы обзываться и унижать мои кровные сто пятьдесят четыре килограмма? О времена, о нравы!

И тут только ребята почувствовали, как чудесно пахнет во дворе пловом, а на айване, что вчера они сколотили с хозяином возле новой пристройки, накрыт дастархан, уже приготовлен салат аччик-чучук, зелень, свежие лепешки, стоят наготове чайники, а рядом кипит самовар.

-- Ну, это несколько меняет дело и, возможно, облегчит твою печальную участь. И все-таки твоя судьба зависит от качества плова,-- великодушно заключил Фатхулла. - Мужики, всем срочно мыться и за стол!

Ребята кинулись кто в душевую, кто к колонке, а Фатхулла, взяв Баходыра под руку, направился к казану, расспрашивая, не забыл ли он барбарис, положил ли чеснок, красный ли рис "девзира" купил на базаре, на курдючном ли сале плов и где добыл мясо. Все знали, что на трестовских застольях и пикниках, столь частых в те годы, плов всегда готовил Фатхулла и поговорить о кулинарных секретах было его слабостью.

Плов нахваливали все, даже привередливый Фатхулла, и Баходыр, усаженный на почетное место за дастарханом, сиял. Он смаковал зеленый чай, который ему услужливо подавал Рашид, который оказался в компании моложе всех, да и сидел с краю, и на нем лежала обязанность бегать к самовару с быстро пустеющими чайниками. Конечно, в их молодой компании, где самая большая разница исчислялась в полтора года, о старшинстве можно было говорить лишь с улыбкой, но таковы уж традиции края, и Фатхулла, притворно сочувствуя Рашиду, каждый раз, отдавая пустой чайник, разводил руками:

-- Судьба, брат Давлатов, судьба, все мы выросли на побегушках...

На что Давлатов незлобно отвечал, вроде смиряясь со своей участью:

-- Лучше быть собакой у казахов, чем младшим у узбеков.

Так сидели они, перебрасываясь шутками, и за столом царила дружеская атмосфера мальчишников.

-- Как же тебе такая гениальная идея на ум пришла? -- спросил Кочков Баходыра.

-- Покаюсь, братцы: деньги, деньги не давали покоя.

У всех удивленно вытянулись лица.

-- Да-да, деньги. Попрятали свои премии подальше и теперь удивляетесь,-- продолжил после умело выдержанной паузы Баходыр. -- А я вот думал, что бы такое сообразить, ну, зуд у меня, когда деньги заведутся,-- и вдруг осенило!

Я тут же отнес последний фартук на хирман и огородами, огородами с поля. А не то плакал бы твой рекорд сегодня, Фатхулла, так что вдвойне радуйся моей идее. Честно говоря, не в плове дело... Настроение сегодня хорошее, хотелось приятное сделать если не всему человечеству, так хотя бы вам. Разузнал быстренько у хозяев, что к чему, и на велике смотался в чайхану, что на другом конце кишлака,-- только там у них продается мясо. Приезжаю -- висит на крюке огромная туша, а курдюк отдельно на столе лежит, килограммов на двадцать! Ну картина, скажу вам, чистый натюрморт: баранья туша, весы, курдюк, острый, как бритва, мясницкий нож, черный брусок. И где только глаза у наших художников? Жаль, не умею рисовать, а то бы я не меньше Хальса с его знаменитыми натюрмортами прославился...

Баходыр, снова выдержав паузу, оглядел заинтересованно слушавших друзей.

-- ...И знаете, какая новая идея меня осенила, пока плов готовил? А что, если нам подналечь на хлопок в первой половине дня, по-стахановски, никаких перекуров, получасовых философских бесед и раздумий, задержек на хирмане с целью пообщаться с прекрасной половиной человечества...

Ребята слушали внимательно, не понимая, куда он клонит.

-- ...К чему я это говорю? Помните русскую пословицу: "Сделал дело --гуляй смело"? Мне она очень нравится. Если мы собираем больше нормы, больше всех, зачем нам быть на поле до звезд, можно и пораньше уйти. Часам к пяти, например, вернуться с поля, умыться не спеша, прибраться по дому, написать письма, да мало ли дел у молодого человека? Про ужин, как сегодня, я уже молчу...

Тут вмешался в разговор Фатхулла -- наступили на любимую мозоль:

-- Из такой баранины не только плов, но и шашлык, и шурпу, и машхурду приготовить можно!

-- Ну, ребята, это же не жизнь, а курорт, да и только!-- расхохотался довольный Марик.

Сказано -- сделано, молодость или решительно принимает, или отвергает, и уж если приняла идею, то отдается ей до конца.

На другой день Фатхулла, которому не терпелось лишний раз доказать, что плов он все-таки готовит лучше, к четырем часам сдал свои двести килограммов и, издали помахав ребятам рукой, прямиком, не таясь, пошел с поля. После пяти -- правда, не так демонстративно,-- ушли с поля и остальные, предварительно заглянув в тетрадку весовщика на хирмане.

Пока Фатхулла, никого не подпускавший к котлу, готовил плов, ребята помогали хозяевам в огороде, набрав и для себя свежей зелени, овощей и фруктов, а Марик успел починить барахливший насос колонки, чем очень обрадовал хозяйку. Вечером, довольные собой, уселись ужинать, отмечая в себе неожиданное желание украшать свой скромный хлопковый быт. Кочков, смущаясь, принес в комнату букет полевых цветов, приспособив под вазу трехлитровую банку из-под томатного сока, а на столе забелели салфетки -- наверное, чья-то заботливая мать уложила с вещами, появись они до сегодняшнего дня --показались бы нелепостью, еще и обсмеяли бы.

И побежали чередой хлопковые дни. Работа не казалась в тягость, потому что были у них вечера, когда они, помывшись, побрившись, не по-хлопковому аккуратные, выходили пройтись по поселку, а в кишлаке их уже знали: добрая молва не сбоку от человека идет. Дней через пять кто-то пожаловался начальству, что мусаевская компания самовольно уходит с поля раньше времени. Руководил хлопкоробами главный механик треста Фролов; ему едва за тридцать перевалило, но он уже второй год избирался парторгом. Он и спросил у жалобщиков: ребята, что, воруют хлопок с хирмана, мухлюют, путая весовщика, сдают один фартук трижды, как некоторые, или собирают меньше всех? И на ответное молчание во всеуслышание объявил: чей сбор на двадцать килограммов будет превышать средний, тот может уйти с поля в любое время.