Рауль Мир-Хайдаров - Пешие прогулки

Амирхан Даутович, выслушав это откровенно ци-ничное признание, опешил, мелькнула даже мысль показать гостям на дверь. Но какое-то внутреннее чувство удержало его от такого поступка. Кто знает, может, жизнь предоставила ему редкий, последний шанс послужить правосудию, и хоть запоздало, но искупить, пусть частично, свою вину перед обще-ством? Вину эту Амирхан Даутович, как прокурор, с себя не снимал. А выгнать непрошеных гостей он всегда успеет, не в этом геройство.

Ему кстати или некстати припомнился один тол-ковый хозяйственник, поднявший разваленное пред-приятие, не вылазившее из прорыва лет десять. Привлекался он за то, что без документации, без государственных строительных организаций постро-ил ремонтную базу и утепленные гаражи для своего автохозяйства. Нарушение с точки зрения закона было налицо, хотя корыстных целей он не пресле-довал. Так этот хозяйственник сказал ему однажды с горечью:

-- У нас никогда не судили за несделанное, судят постоянно за сделанное.

Так и в данном случае: легче всего и, видимо, безопаснее было бы, пылая праведным гневом, ука-зать пришельцам на дверь, и это был бы искренний поступок; но разумнее выходило сдержаться, ждать, слушать, вникнуть в суть -- ведь он даже не знал еще сути дела, в котором ему отводилась роль, и немалая, судя по откровению ночного гостя. А что касается логики Артура Александровича, которую тот считал неотразимой, единственно верно рассчи-танной, бьющей в десятку, в сердце, так был ли смысл ее оспаривать -все равно каждый из них останется при своем мнении, в таком возрасте им обоим поздно менять свои убеждения. Разве понял бы ночной гость, что для Амирхана Даутовича Бекходжаевы, Иргашевы никак не олицетворяли ни Со-ветскую власть, ни партию, ни государство, как не олицетворяли эти понятия и те, что сгубили его родителей. Беда его родителей была одним из ос-колков общей беды, и сейчас, на новом витке истории, случившееся с ним также нельзя было счи-тать только личной бедой, это тоже было одно из лиц общей беды -- и только так понимал события вокруг Амирхан Даутович. Сейчас было ясно -- его втягивали в какое-то крупномасштабное предприя-тие, и дело это скорее всего напоминало айсберг: верхняя, надводная, часть имела легальный статус, а основная, подводная, была темна, как океанские глубины, и она-то требовала определенного юриди-ческого прикрытия.

Не исключено, что этот Артур Александрович является представителем новой волны советских миллионеров, ворочавших "теневой" экономикой, о существовании которой проницательные люди не только догадывались, но и ощущали ее присутствие повсюду. И идти добровольно в объятия такого син-диката, где царят свои жестокие законы, было не-безопасно. Уж об этом Амирхан Даутович знал. Но была и другая мысль: "С юности я поклялся по-святить жизнь борьбе за справедливость и оказался вдруг не нужен закону и правопорядку. Так, может, ценой такого риска я послужу в последний раз тому, чему и собирался отдать жизнь?"

Эта неожиданная мысль как-то сразу сняла на-чинавшее подниматься раздражение. Внутренне он был готов рискнуть, поэтому стал внимательнее слу-шать Артура Александровича, боясь пропустить хоть слово. Да, похоже, жизнь звала еще раз послужить правосудию, и отступать, по его понятиям, не сле-довало.

Он даже задал Артуру Александровичу вопрос, в котором как бы крылось не то его согласие, не то сомнение:

-- Вот вы сказали -- поездки в Москву... кори-доры власти. Вы считаете, что такие нагрузки мне по силам? Вы, я думаю, знаете, я перенес два ин-фаркта и тяжелейшую пневмонию, которая и до сих пор дает себя знать. Не переоцениваете ли вы мои способности?

Артур Александрович вдруг так искренне и весело рассмеялся, словно сбросил с себя какую-то тяжесть.

-- Дорогой Амирхан Даутович, как вы нас до сих пор еще не выставили за дверь, если считаете, что пришли два нахала и пытаются все свои заботы спихнуть на вас? Не волнуйтесь, мы прекрасно ос-ведомлены о вашем здоровье и, уверяю вас, будем всячески оберегать его. Что касается вашей работы, она будет носить вполне официальный характер, и вам никогда и нигде ничего отстаивать ценой здо-ровья не придется. Все, что внешне будет напоми-нать защиту интересов разных сторон, бурные пре-ния, вас не должно волновать. Куда бы вы ни при-шли, все или почти все будет предрешено заранее, и это уже не ваши заботы. Ваша работа заключается совсем в другом. Не знаю, понравится ли сравнение, но вы будете, скажем так, послом по особо важным поручениям и юридическим советником. Но сегодня, я думаю, о подробностях работы мы говорить не будем, важно ваше принципиальное согласие. А что касается поездок в Москву или другие города, они, конечно, будут. Но опять же, вряд ли у вас возникнут там какие-то проблемы... не придется даже нести свой чемодан -- вас всюду будут сопровождать наши люди. Но, я думаю, на сегодня деловых разговоров хватит, и нам следовало бы обмыть наш союз, не правда ли?

Амирхан Даутович впервые за вечер растерялся.

-- У меня только чай, да и то азербайджанский, второго сорта.

Но тут в разговор вступил Икрам Махмудович -- наверное, остальное было по его части:

-- Не волнуйтесь, прокурор, мы предусмотрели и это. Знали о вашем спартанском быте и ваших возможностях... -- Он распахнул окно, выходящее во двор, и подал какой-то знак.

Прошло несколько минут, и раздался осторож-ный звонок. Икрам Махмудович поспешил к двери сам.

В квартире появился официант, тот самый, из "Лидо", где единственный раз ужинал Амирхан Да-утович. В руках он держал две тяжелые корзины, накрытые не то скатертью, не то салфетками. Ловкий Икрам Махмудович, у которого, как узнал впослед-ствии прокурор, было прозвище Плейбой, тут же перехватил у него одну из корзин. Официант сдер-жанно поздоровался с хозяином и прошел в комнату вслед за Икрамом Махмудовичем -- видимо, такое выездное обслуживание было ему не в диковинку. Вдвоем они ловко выдвинули стол на середину ком-наты, и официант, достав из корзины туго накрах-маленную скатерть, быстро уставил ее тарелками, бокалами и прочим, привезенным из ресторана. За-тем, попросив у Амирхана Даутовича разрешения воспользоваться газовой плитой, подхватил корзины и скрылся на кухне. Прокурор чуть ли не больше, чем своим неожиданным гостям, подивился расто-ропности молчаливого официанта и ночной скатер-ти-самобранке.

Через несколько минут из кухни поплыли ап-петитные запахи. Пока на сковороде что-то сквор-чало, официант бесшумно ставил на стол закуски, зелень, "Боржоми", который прокурор в последний раз пил лет пять назад в обкомовском буфете.

Артур Александрович, не обращавший внимания на суету официанта и Плейбоя у стола, долго стоял у фотографии Ларисы Павловны, висевшей на стене.