Сесил Форестер - Возмездие в рассрочку

Странно текла их жизнь. Денег у них было более чем достаточно, но радости им от этого не виделось никакой. Правда, стены в гостиной уже почти доверху были заставлены собранной Маблом криминальной литературой; да еще весь дом заполняла массивная, безумно дорогая мебель, деревянную резьбу на которой очень любила пыль; вытирать ее было величайшим мучением. Торговцы почти перестали им надоедать, и миссис Мабл покупала что придется, торопливо обегая соседние лавочки. У них хватило бы денег и на прислугу, и на самые дорогие продукты, и даже на новую мебель, попроще и доступнее для ухода. Но в дом 53 на Малькольм-роуд любой прислуге вход был заказан, и неуклюжая мебель по-прежнему доставляла головную боль миссис Мабл. Что же касается питания, то она все еще покупала готовые блюда: стряпать что-то самой, при пустой кладовке, было почти невозможно. Миссис Мабл и прежде едва управлялась с домашней работой, а после смерти Джона у нее совсем опустились руки.

Нельзя сказать, что она не думала над тем, что происходит с ними. У нее были на этот счет кое-какие мысли, и она постоянно к ним возвращалась. Но дело в том, что, когда миссис Мабл предпринимала какие-то умственные усилия, она вынуждена была прекращать всякую иную деятельность и всю себя посвящать непривычной задаче. Мало-помалу в голове у нее стало что-то вырисовываться; как все люди подобного склада, она относилась к своей гипотезе, выношенной с таким трудом, очень и очень серьезно. Правда, мысли эти были еще столь смутными, что не укладывались в слова. И, как ни странно, совсем не были связаны с мадам Коллинз.

Но что еще более странно: каким ловким стратегом ни была мадам Коллинз, именно она невольно способствовала приближению развязки. Деньги, что она получала от мистера Мабла, лишь разожгли ее аппетит. Ее тайный счет в банке рос как на дрожжах. И все же он был еще слишком мал, чтобы стать опорой для осуществления ее планов, хотя туда же уходили и те крохи, которые мадам Коллинз урывала из сумм, выдаваемых мужем на хозяйство… Словом, мадам Коллинз была в высшей степени недовольна тем, что миссис Мабл загородила ей путь к источнику денег.

Миссис Мабл действительно ей очень мешала. Было ясно, что мистер Мабл никогда не оставит дом без присмотра, не согласится оторвать взгляд от голого клочка земли позади дома. Мания его становилась тем сильнее, чем больше времени он ей посвящал. Прежде, когда он ежедневно ездил на службу, как-то само собой разумелось, что во время его отлучки с клумбой ничего не случится; теперь, привыкнув следить за ней постоянно, он стал бояться оставить ее даже на час. Так что встретиться с ним вне дома мадам Коллинз уже не могла; в доме же постоянно торчала жена.

Мадам Коллинз рвала и метала. Ее банковский счет за неделю подрастал всего на несколько шиллингов; а ведь мог бы — на фунты… Она боролась отчаянно. Общаясь с миссис Мабл, она истекала медом, но втереться в доверие к ней не могла. Миссис Мабл была настолько поглощена мыслями о муже, что не решила даже той проблемы, которую сама поставила перед собой. Поэтому любое жалостливое, сочувственное слово причиняло ей новую горечь; ей казалось: тот, кто выражает ей сочувствие, знает о ее беде больше, чем она сама. Кроме того, миссис Мабл воспитывалась в такой среде, где пьяница муж считается очень большим позором. Так что любой намек постороннего человека на то, что ее дорогой Уилл — алкоголик, она принимала в штыки.

Мадам же Коллинз — хотя тогда она считала это ловким маневром — была настолько бестактна, что дала миссис Мабл понять: она знает, что творится с мистером Маблом. И была крайне удивлена, обнаружив, что нанесла этим миссис Мабл настоящую сердечную рану. Охлаждению между ними способствовала еще и другая причина. Теперь, когда миссис Мабл вынуждена была признаться самой себе, что не способна жить как богатая женщина, не умеет и никогда не научится носить хорошее платье так, будто в нем родилась, — она горько завидовала тем, кто удачливей, кто более приспособлен к жизни, чем она. Она терпеть не могла мадам Коллинз — за ее округлую аппетитную фигуру, за ее живость и элегантность. Но свою антипатию она скрывала так же тщательно, как и другие чувства; ту едва заметную пугливую искорку неприязни, что сквозила в ее глазах, мадам Коллинз просто не видела. А однозначно быть с кем-то враждебной — на это миссис Мабл просто была неспособна. Так что мадам Коллинз по-прежнему заходила к ним в дом, со сладкой улыбкой щебетала с хозяйкой и, если мистер Мабл был еще во вменяемом состоянии, находила какой-нибудь повод проникнуть к нему в гостиную и оставить там немного гиацинтового аромата, ну и напомнить о своем зрелом, щедром теле, воспоминания о котором иногда все еще обжигали одурманенный мозг мистера Мабла. Правда, даже в такие минуты он довольно быстро утешался тем, что у него есть книги, вдоволь виски и он неотступно стережет свою клумбу.

Мистер Мабл редко был совсем пьян. Да он к этому и не стремился. Цель его заключалась в том, чтобы избавиться от давяще-трезвого состояния, которое жестоко бередило воображение, и достичь блаженной легкости в мыслях, чтобы не додумывать до конца ту цепочку фактов и заключений, которые неуклонно приводили его к пугающему финалу, и в этом финале были разоблачение и казнь. Этой стадии он без особых трудностей достигал уже утром, когда еще не прошел хмель предыдущего дня, и затем поддерживал до самого вечера. Делал он это весьма просто: как только мысли его принимали нежелательное направление, он выпивал стаканчик виски. Метод этот не являлся продуктом длительного экспериментирования: он сложился спонтанно, сам собой, и уже долгое время действовал безотказно. С приятно затуманенной головой он удобно сидел в кресле у окна гостиной, положив на колени какую-нибудь книгу и время от времени заглядывая в нее. Почта теперь ежедневно приносила ему рекламу разных издательств, и мистер Мабл покупал в среднем две-три книги в неделю. Он почти наслаждался жизнью. Иногда ему мешала жена; зато она всегда была под рукой: когда запас виски опускался ниже двух непочатых бутылок, он посылал Энни в лавку за пополнением. Ел он мало, жена еще меньше; дел у миссис Мабл в общем было немного, хотя она, в своей нерешительной, бестолковой манере, с бесконечно большими усилиями, все же поддерживала порядок в доме. Дни ее проходили в бесцельном блуждании по комнатам: она подходила к какой-нибудь вещи, трогала ее, брала в руки — и возвращала на место. Голова была занята другим: она пыталась довести до конца свою мысль.

Первую ступеньку, ведущую к этой цели, она нащупала благодаря все той же мадам Коллинз. Та явилась к ним, как обычно, вечером; мистер Мабл на сей раз почему-то оказался чуть более трезв, чем всегда. Поэтому они устроили в гостиной чаепитие; миссис Мабл соорудила даже какую-то еду. Когда мадам Коллинз засобиралась домой, мистер Мабл, на удивление всем, вызвался ее проводить. Миссис Мабл не протестовала, не это ее терзало — пока не это. Потребовалось некоторое время, пока мистер Мабл надел на ноги туфли — целую неделю он ходил в шлепанцах, — и они ушли. Миссис Мабл осталась в гостиной. Вместе с одиночеством к ней вернулось прежнее беспокойство. Она походила по комнате, трогая, беря в руки и кладя на место предметы. Она что-то искала, сама не ведая что. В сущности, она искала решение своей проблемы.