Фридрих Незнанский - Синдикат киллеров

Больше всего насторожило и обеспокоило Брагина то обстоятельство, что Никольскому до сих пор не предъявили обвинения, не разрешают встреч с адвокатом и родней.

О новой своей родне тоже рассказал Вальке Никольский. Это было подобно тому, как встречаются в ночном купе двое дальних пассажиров, делятся своими мыслями и биографиями без всякого стеснения, ибо понимают, завтра дороги их разбегутся и больше не пересекутся никогда. И вот это состояние встречи-прощания, оно нараспашку открывает душу, и если что-то прячет в себе, то на таком глубоком дне, куда и сам-то человек предпочитает не заглядывать.

О Татьяне рассказал Брагину, и тот даже заметно позавидовал. И это было очень приятно Никольскому.

Незаметно прошел обед, а они все разговаривали. Вечернего чаю попили, настало время сна, а Никольский все не мог замолчать, словно торопился выговориться за две недели молчания.

Перед самым уже вечерним шмоном, то есть проверкой с обыском камеры, Никольский вдруг вспомнил свою утреннюю обиду и, как бы невзначай, спросил Брагина: что ж он, если сразу, как утверждает, узнал его, не вмешался и не защитил, когда напали уголовники? Валька усмехнулся и покрутил головой: нет, сказал, все-таки сколько интеллигента ни учи, он так неучем в тюремных законах и останется. Во-первых, когда он отправился справедливость устанавливать, Брагин на параше сидел. Тут не вскочишь и не побежишь, без порток-то. Во-вторых, так, как поступил Никольский, дела в камере не делаются. Здесь есть свои авторитеты, свои правила, свой суд. А он сам полез, как дурак, права качать, не зная и не умея, урок на драку вызвал. Вот и получил. До смерти его никто бы не забил, но для долгой памяти такие вещи полезны. И, кстати, когда Брагин увидел, что мужики перебирать в азарте стали, он же такой шум устроил, что сразу контролер прибежал. Тюрьма— это своя хорошо регламентированная жизнь. Вот, к примеру, нынешний начальник Орехов, он по образованию музыкант, а в Бутырке полтора десятка лет, даже больше. И он с большим уважением относится к ворам в законе, потому что понимает правильно: тюрьму на штыках не удержишь. А воры, зная, что тюрьма все равно будет жить по своим законам, всегда готовы помочь держать здесь порядок. И когда жрать было совсем нечего, сюда стали возить целыми партиями и тушенку, и сигареты, и чай, и сахар, причем многое с воли шло и от воров, как же своих-то не поддержать! Так начальник все это приказал принимать и — в камеры, а себе ни вот столечко! Зато уж и не было никогда в Бутырке беспредела, как во многих других изоляторах.

Много совершенно неожиданного для себя вынес Никольский из такой «ознакомительной» лекции Валентина Брагина.

Но конечно, самым страшным и позорным, и от этого никуда не уйти, оставалось то, что в камерах Бутырки содержалось вдвое и втрое больше народу, чем полагалось по всем далеко не милостивым к подследственным нормам. И сами камеры не ремонтировались, наверное, лет уже сто. Вот это и есть главный беспредел, а зеки — имеются тут и такие, что сидят по году и больше в ожидании суда, — свои закон чтут... И контролеры это тоже знают.

— Так что завтра с утра, — завершил свой рассказ Валентин, — займемся передачей на волю некоторых сведений о тебе.

— А что, разве можно отсюда послать весточку? — изумился Никольский.

— Вот увидишь, — многозначительно подмигнул Брагин.

В эту ночь Никольский, может быть, впервые за все время, проведенное в заключении, спал спокойно. Брагин, как старшему по возрасту, великодушно уступил Никольскому место у стенки, а сам улегся с краю.

— Я теперь у тебя тут действительно как за каменной стеной, — горько пошутил Никольский.

— Спи давай, — откликнулся Валентин и добавил: — Запомни, все, что я тебе рассказывал, все, что ты уже видел и еще увидишь, ты никогда не видел и ничего не знаешь. Понял? Это тоже закон.

А утром Барон развернул свою деятельность.

— У тебя еще остались сигареты? — спросил у Никольского. Вчера они много курили.

— Есть, — Никольский протянул ему пачку с пятком сигарет.

— Все не надо, дай две.

Забрав их. Барон ушел в дальний конец камеры, где сидел Сипатый. Он долго там о чем-то совещался, а когда возвратился, держал в руке небольшой клочок бумаги и совсем миниатюрный огрызок карандаша. Откуда-то достал острую белую пластинку металла и старательно и экономно заточил грифель.

— Что это? — поинтересовался Никольский и взял посмотреть пластинку.

— Это классическая штучка, — улыбнулся Брагин,- давняя память, не раз выручала. Ложки знаешь почему у нас такие странные? А у них черенки отламывают и затачивают на камне, вот и получаются такие лезвия. Давай депешу сочинять.

Он аккуратно исписал кусочек бумаги печатными буковками, а в конце поставил номер телефона Арсеньича, по которому депеша из Бутырки и будет передана.

Он снова ушел к Сипатому, и один из парней полез к узкому окошку, забранному решеткой. Стекло было разбито, вероятно тоже лет сто назад. Парень там повозился и слез на свое место, а Брагин вернулся и потер ладони.

- Все, — сказал, — дело сделано. Теперь, если твой Арсеньич на месте, к вечеру получит от тебя известие. Значит, жди вызова к следователю.

- Так просто? — удивился Никольский.

- Совсем не просто. Но система, я ж тебе говорил, отработана, хохол передал на ниточке в камеру под нами, те — ниже, а там есть люди которые ждут и передадут на волю. Так и пойдет к адресату. Позвонят, прочитают, что мы написали.

Действительно просто, думал Никольский. Ибо здесь существует непонятное свое братство, если это можно так назвать. Поганое, кровавое, мстительное — и все-таки братство...

Про себя же Валентин рассказывал неохотно: наверное, у него не было этой безумной жажды выговориться. Или просто не хотел он обременять и так доведенного тюрьмой до ручки Никольского еще и своими проблемами. Единственное, о чем он рассказал, это о последнем своем проколе, из-за которого оказался тут.

Вообще-то он специализировался, если так можно говорить, на продаже оружия, имел прочные связи и с ижевскими, и с тульскими оружейниками. Мир воюет, никуда от этого не денешься. И, как известно, не рогатками. Большие партии оружия готовы немедленно купить и прибалты, и приднестровцы, и в кавказском регионе. А так как законных путей (приехал и приобрел, что тебе надо) не существует — масса препятствий, условий и прочего, — приходится организовывать незаконную поставку. И в этом заинтересованы все, в первую очередь сами оружейники. Вот Брагин и организовал своеобразный мост, по которому в одну сторону идет оружие, а обратно — валютные средства. У всех навар, и все довольны. Но бывают и срывы. Один крупный деятель взял партию автоматов для вывоза, куда, это его личное дело, а с валютой наколол. Потянул, раз попросил обождать, другой, поняли, что он просто им головы дурит. Пришлось идти за долгом. А он, не будь дурак, свою игру затеял, с контрразведчиками снюхался. Гости явились, а их всех, голубчиков, и повязали крутые ребятки. Промолчать не каждый сумеет, да и не захочет, если тебе умелец к яйцам паяльную лампу поднесет. Вот так и вышли они на Брагина. А теперь по статье за вымогательство, есть такая, сто сорок восьмая, три года светит. Как организатору, стало быть.