Фридрих Незнанский - Синдикат киллеров

— А соседа своего вы в воскресенье видели?

— Нет, его не видел. Он обыкновенно рано уходит. На весь день... Если бы не эта случайная публика, поверьте, он был бы милейший человек... Да, водка, водка... Сколько талантов сгубила! Был такой величайший московский художник, Алексей Кондратьевич, я вам его один этюд покажу, гениальнейший мастер. Сгубила! Самого Саврасова сгубила! Я вам скажу, в свое время и я сам был, да-да, причастен. Однако же сумел остановиться. А ведь был причастен, да! Но пересилил недуг. А он — увы... Hо вы, я вижу...

— Да, — перебил его Турецкий, услышав голоса в прихожей. — К сожалению, в целях установления истины, мы вынуждены вскрыть дверь вашего соседа и вместе с понятыми составить протокол осмотра, обыска если хотите. Могу предложить вам присутствовать при этом.

— Ну что вы, что вы! — даже как будто испугался старик. — Как можно! Он же мне сосед, да!..

У него были свои представления о порядочности и интеллигентности. И Турецкий не имел ни малейшего желания перевоспитывать его в своем ключе.

Интуиция все-таки приходит с опытом, что ни говори. Вот и Турецкий где-то в глубине души ощущал как бы странное, необъяснимое ожидание чего-то важного, что должно было вот-вот случиться. И он был почти уверен, что в комнате этого спившегося поэта Спирина им должно повезти. Все вроде пока к нему сходится.

Само жилье никак и ничем не напоминало логово обнищавшего и опустившегося люмпена. Напротив, здесь был и, видимо, постоянно соблюдался некий своеобразный неписаный порядок. Каждая из немногих вещей имела, похоже, свое постоянное место.

Диван — старый, продавленный, но застланный незатейливой домотканой дорожкой, стоял вдоль стены. У окна — круглый стол под вязаной салфеткой. Три подержанных стула с гнутыми спинками были не из этой компании, наверное, куплены в мебельной комиссионке на Преображенском рынке, по трояку штука. Старый холодильник был выключен. Действительно, если он пустой, зачем зря переводить электроэнергию? Собранная раскладушка стояла возле отопительной батареи. Значит, ночевал гость.

И еще в комнате были несколько полок без стекол с книгами — маленькими и тонкими, поэтические издания.

На широком подоконнике стояла горка грязной посуды, и Слава немедленно переключился на нее. Захватанные, немытые стаканы наверняка хранили на своих тусклых гранях весь уголовный кодекс, как сказала бы Шура Романова. Что он и отметил, завернув стаканы в бумагу и уложив их в старую коробку из-под обуви.

Пока Грязнов и участковый производили обыск в комнате, а капитан Нежный все старательно фиксировал в протоколе, в присутствии двух пожилых теток с первого этажа, Турецкий подошел к окну и неожиданно для себя обнаружил, что смотрит прямо на боковой фасад дома Мирзоева. А вон и то окно в ванной комнате.

Нет, срочно нужен Спирин. Живой и желательно трезвый.

Оставив своих заниматься делом, Саша вернулся к Корженецкому. Старик, видно, сильно переживал беду с соседом. Иначе он и не мыслил, раз милиция с обыском — какие могут быть приятности?

Но чем же все-таки живет этот бывший интеллигент? Чем кормится? Вот что в данный момент интересовало Турецкого.

— Раньше-то все, бывало, у магазина «Вино» он работал. Очередь пораньше занимал, а потом продавал тем, кому срочно требовалось зелье. И в подсобке помогал рабочим, а те ему портвейну наливали, да. Кафе еще есть, шашлычная, возле метро. Там посуду собирал. Но теперь то кафе, говорил, фирменным сделали и посторонних прогнали... Весь район к рукам прибирают, — тяжело вздохнул Корженецкий. — Вот и наш дом последнее свое доживает. Скоро, скоро, да... Объявилась тут некая фирма, «Дизайн» называется. Все, говорят, снесем, а на этом месте заново построим. Вот так-с, молодой человек, — заключил Корженецкий. — И выкинут нас всех, как старое и ненужное, на свалку, да.

Ну что ж, в принципе ясно. А теперь пусть этот шибко умный участковый нам из-под земли достанет этого Спирина. По паркам его, видишь ли, искать надо! А он тут, под самым носом, у очередной пивной либо у магазина околачивается.

— Слава, а где вы ключ-то взяли? — спросил, вернувшись в комнату Спирина.

Какой ключ?— не понял Грязнов. — Ах, от этой? — Он кивнул на филенчатую, крашенную белилами дверь. — Да какой там ключ! Пальцем открыл. Тоже мне, замок! Вон, гляди, щель-то какая между створками — собака пролезет! Пальцем нажал и открыл.

— Значит, любой так может?

А то! — усмехнулся Грязнов. — Проходной же двор!

— Извините, Александр Борисович. — К Турецкому обратился легко, через одну ступеньку, взбежавший по лестнице Олег Деревянко. — Только что звонили из МУРа и велели передать, чтобы подполковник Грязнов срочно связался с Романовой. Причем очень срочно.

— Сейчас передам ему, — кивнул Турецкий. — А у меня к вам просьба, Олег... Васильевич? Да?

— Ну что вы, просто Олег. Меня все так зовут.

— Хорошо. —Турецкий окинул взглядом рослого, крепкого, похоже, тренированного, молодого парня, вспомнил, что ему недавно только тридцать исполнилось, холост, закончил институт Азии и Африки, знает арабский, афганский, участник Афгана, военный переводчик. Дальше — ранение, госпиталь в Ташкенте и, наконец, эта вот почетная работа. Парень-то вроде с умом, симпатичный, чего ж не своим делом занялся? Сегодня с его языками да военным опытом — самый простор для деятельности. Стоп! А может, именно эти его качества и нужны были Мирзоеву? Мозги, а не мускулы. Хотя, судя по тому, как скроен этот бывший военный переводчик, второго ему тоже не занимать.

Саша видел фотографии Мирзоева. В доме даже висит написанный масляными красками его большой портрет. В старинной золоченой раме. Раньше так крупные господа портреты своих предков представляли для всеобщего обозрения. Нынче не принято, но кто их знает, этих новых, может, они себя тоже хотят родоначальниками династий видеть. Оттого и денег на богатые портреты не жалеют.

Но Бог с ним, с портретом. Другое любопытно: с картины, так сказать, глядел на мир человек важный и самовлюбленный. Тут художник не польстил, правду сказал о своем натурщике.

И был еще этот человек жестоким, идущим по жизни, как правило, напролом, не считаясь, возможно, с жертвами. В общем, не Наполеон, конечно, но не без иного комплекса. На то и регулярные, раз в месяц, приемы, где сложилась, как видно из свидетельских показаний, уже своя твердая традиция деловой и развлекательной программ и где участвуют практически одни и те же лица.

Человеком был Мирзоев явно неординарным, тут нет сомнений. Но было в нем наверняка нечто такое, за что его должны были ненавидеть. И крепко, А вот кто — вопрос.

Конечно, как крупный, скажем так, воротила, финансовый и промышленный туз, он многим переходил дорогу. И жертвы его деятельности, конечно же, имеются, и, возможно, спят и видят, когда этот самый Мирзоев дуба даст. Ну вот и дал. Значит, наблюдай, кто радуется. А если молча, про себя, свою радость переживает? Вроде как, к примеру, вот этот Деревянко.