Фридрих Незнанский - Синдикат киллеров

Мы, я имею в виду нашу великую державу, сейчас в буквальном смысле висим над пропастью. Говорю вам как досконально информированный человек. Политические авантюристы — вы, конечно, догадываетесь, о ком речь, — сделали уже все, чтобы окончательно развалить Советский Союз, и теперь готовы захватить государственную власть любой ценой. Все их клятвы у знамени, под знаменем и так далее, проявить максимум заботы о процветании Отечества оказались, как показала практика, пустым блефом. Народ окончательно потерял всякое уважение и доверие к власти.

Кризис власти губительнейшим образом сказался на экономике. Рыночный хаос, центробежные тенденции и разрыв хозяйственных связей обернулись полным разрушением народнохозяйственного механизма. Результатом этих действий может стать лишь глубочайшая инфляция, полное обнищание населения и — голод. Дальнейшее вы сами можете себе представить. Еще шаг, полшага — и, как излагает история нашей партии, которую вы, надеюсь, не бездумно зубрили, — стихийный рост массового недовольства, затем взрыв и... — Он долгим и значительным взглядом уставился в окно.

Итак, беззаконию и авантюризму во всех его проявлениях, мы считаем, — снова отметил Никольский ударение на «мы», — должен быть положен конец. Вы хотите меня спросить, кто это берет на себя смелость для столь решительных и бескомпромиссных заявлений? Отвечаю: есть такие силы. И они намерены навести, наконец, должный порядок в нашем доме. Причем сделать это безо всякого экстремизма и политических репрессий. Все должно быть абсолютно законно и соответствовать воле народа, высказанной им на всесоюзном референдуме. И поэтому очень важно, чтобы конкретные действия подлинных патриотов получили правильную и, хочется надеяться, благожелательную оценку всех тех, кто стоит сегодня у руля экономики, финансов, культуры и так далее. Скажу больше. Практически все силовые структуры также поддерживают тезис о наведении в стране должного порядка. Запад? Полагаю, что ему жесткая стабилизация в нашей стране только на руку: представьте себе, чем им грозит развал мощнейшей в мире ядерной державы! Они же этого боятся как черт ладана.

Вот, собственно, и все, дорогой Евгений Николаевич, о чем я хотел с вами побеседовать. — Он вздохнул и, поломав «лодочку», положил ладони на полированный стол. Будто припечатал. А острые его глаза-буравчики из-под насупленных бровей между тем так и сверлили Никольского. — И еще, если позволишь, — неожиданно перешел он на доверительное «ты», — один только дружеский совет, Женя. Когда ты услышишь по телевизору или радио эти же слова, ну ты понимаешь, я не о форме, о сути, не удивляйся. Тем более что для выводов у тебя уже было время. Лично я очень рассчитываю на тебя. Надеюсь, до скорого!

Сучков издал рыкающий звук, как бы ставя логическую точку, и поднялся из-за стола. Встал и Никольский.

Первой его реакцией была мысль: Сучков сошел с ума. Нет, все в его речах было логично и фактически верно. За исключением основного посыла. И эта ошибка приводила к трагическому результату. Они что же, действительно замыслили государственный переворот?

И другая мысль вдруг осенила Никольского. Какая связь между подслушивающими устройствами, установленными КГБ в этом кабинете, и столь поразительной, даже нелепой откровенностью хозяина его? Вероятно, им вовсе и не нужно было фиксировать его ответы, возражения, если таковые найдутся, и вообще реакцию на услышанное. Достаточно просто запротоколировать его присутствие в кабинете и сам процесс передачи одного доверенного лица другому сверхсекретной информации. Если это так, то они своего добились без всяких затруднений.

Больше того, они все настолько охамели и до такой степени уверены в своей силе, что даже не сочли необходимым узнать его точку зрения.

Но вообще-то что для них значит согласие или несогласие Никольского? А вот что. Как бы ни сложилась дальше ситуация, он со своим неосторожным идиотизмом отныне повязан с ними круговой порукой. Элементарная воровская этика. И что бы теперь ни случилось, его растерянность будет, в зависимости от желания, истолкована двояко: и как недоверие и молчаливое неприятие, если появится нужда устранить Никольского, чтобы забрать его дело в сдои руки, и... суровое предупреждение, что молчание — действительно золото. Но куда он мог побежать со своими знаниями? Кого предупредить о надвигающейся смертельной опасности для всего общества? Да и кто бы ему поверил?..

Ехал в свой офис Никольский в полном смятении чувств.

Сегодня шестнадцатое августа, пятница. Один Президент отдыхает в своем персональном дворце в Форосе. Другой, поди, готовится к разминке на теннисном корте. Словом, идеальные условия для выступления экстремистов.

Шофер, зная, что Никольский в дороге любит слушать музыку, включил радио. Играла гитара, и голос известного барда повторял грустные слова припева: «Пора подумать о себе... пора подумать о себе...»

Мудро, решил и Никольский, понимая, что иного выхода у него сейчас, в сущности, не имеется.

Чем больше размышлял он над услышанным в кабинете Сучкова, тем более шаткой казалась почва под ногами. Не о деньгах своих сейчас беспокоился он. Конечно, в банке в настоящий момент имеются деньги, но они представляют собой лишь однодневный запас, а сумма не превысит, пожалуй, половины миллиарда. Тех, что необходимы для постоянных расчетов с вкладчиками и акционерами. Не так уж и велика сумма: в десятке мешков уместится. Эти деньги — не проблема, их можно вывезти, спрятать, сделать с ними что угодно.

Хуже другое: они практически не оставили ему времени. Если в запасе еще имеются два-три дня, что в условиях нынешних межбанковских операций полный, как говорится, абзац, то можно успеть лишь конвертировать рубли через биржу и через систему «Свифт» перевести на валютные счета в банки Парижа и Никосии. То есть спасти лишь то, что числится на расчетном счете.

Но ведь основные средства вложены в контракты. А это означает, что все деловые, финансовые связи могут в одночасье рухнуть, развалиться. Неугодные фирмы будут мгновенно уничтожены. Угодные же, разделив доход между заинтересованными лицами, объявят себя банкротами.

Нет, в этой стране — Никольский с редким для него чувством крайнего раздражения повторил даже вслух «этой», чем вызвал настороженное движение головы сидящего впереди Арсеньича, — никакие нормальные и честные дела невозможны...

Чтобы избежать катастрофы, под которой Никольский понимал вполне реальную экспроприацию и ликвидацию коммерческих банков в случае государственного переворота, придется, решил он, воспользоваться грязным — ну да, разумеется, грязным, но вечным опытом других, раз нет иного варианта.