Фридрих Незнанский - Синдикат киллеров

Ковры, пальмы в кадках, высокие зеркальные окна, лаком покрытое дерево, бронза... Пахнуло чем-то старым московским, что уже, к сожалению, отошло, а где-то и умерло. Вроде «Гранд-отеля», старого «Савоя». Официант был под стать этой удачной старинной копии. Вежливый, предупредительный, он не удивился столь ранним посетителям, порекомендовал омулька на закуску, а на горячее — по желанию: мясо, птица, рыба? Оленинка есть, кабанчик, можно тетерочку в сметане, желаете — хариуса запечем с картошечкой... Господи! — взмолился Турецкий. — Разбуди меня! Где я?

Машков взял на себя руководство.

— Как насчет омулька? — спросил он провокаторским тоном. — На море все враз выветрит. Рекомендую. — И, не дожидаясь ответа, показал: — Графинчик. Ну, харьюз нас впереди ждет, поэтому давайте-ка котлетки из оленины отведать гостю предложим. Ну и я за компанию. Насчет птицы сомневаюсь. Дробь потом из зубов выковыривать, сказал серьезно. Но официант оценил шутку:

— Эт-то бывает!

— И еще прошу, времени у нас как раз до прихода «Ориона», потому, как говорится...

Понял, — элегантно склонил голову набок официант.

А он, этот майор, оказался вполне свойским, добродушным парнем и не имел никаких иных мыслей, кроме как хорошо встретить и угостить по-сибирски, по-байкальски, тоже хорошего человека из Москвы, который вот прилетел да так и улетит через день-другой и вряд ли когда вспомнит, что бывал в этих краях. Так пусть хоть что-нибудь останется на память. Нормальное, ненавязчивое гостеприимство — много ли вообще человеку надо? Он и сам, этот майор, отдыхал от трудов своих, пользуясь благоприятным случаем, когда еще выпадет возможность просто посидеть в застолье, поговорить с информированным приезжим человеком, тем более следователем по особо важным! И он откровенно и без всяких подковырок и двусмысленностей задавал прямые вопросы, на которые было очень легко так же прямо и отвечать — про все, но, главным образом, конечно, а что же дальше, дальше-то куда?

Они как-то незаметно перешли на «ты» — Миша, Саша, — поскольку были примерно одного возраста. Сблизил и очень вкусный завтрак, о котором Турецкий еще недавно не мог и мечтать.

Разговору хватило на весь завтрак и путешествие до пирса, где только что пришвартовался довольно крупный катер со всякими непонятными лебедками и антеннами на крыше рубки. Это и было местное гидрографическое судно «Орион».

Капитан судна, или как он сам себя представил — шкипер, оказался крепким седовласым мужиком с лицом, иссеченным задубевшими под байкальским баргузином морщинами. Поздоровавшись и более ни о чем не справляясь, он вынул пробку из никелированной трубы переговорного устройства и произнес в нее:

— Антипыч, заводи, в море пойдем.

Под ногами затарахтело, забухало, потянуло запахом солярки, высокий нос катера вдруг побежал вдоль горизонта, и Турецкого мягко качнуло. «Орион» отвалил от пирса.

Без очков было бы, конечно, худо. Все вокруг сияло и искрилось, вода приобрела совершенно фантастическую прозрачность и нежную зеленоватую голубизну. Наклонившись над бортом, Саша посмотрел в воду и обомлел: было ощущение, что днище катера в буквальном смысле ползет по камням. Машков с улыбкой сказал:

— Под нами шесть метров глубины. Но и на десяти будет то же ощущение. Брось в воду монетку — и увидишь, как она ляжет на дно. И даже в размерах не изменится. Во фокус! Такая вода чистая, как линза. Сейчас выйдем в море и пойдем наверх. Тут недолго, часа три с небольшим.

— А почему вы все говорите — море?

— Ну а как же, — с уважением в голосе сказал майор. Мы батюшку иначе и не называем. Байкал-батюшка! Славное море... Это у нас в крови.

Из рубки появился шкипер и сказал:

— Сейчас нас Антипыч расколоточкой угостит.

— А это что такое? — спросил Турецкий

— Увидишь, — подмигнул Машков.

На палубе открылся люк, и из него выбрался чумазый молодой совсем парень в тельняшке с закатанными рукавами, огляделся и швырнул на палубу несколько небольших серых полешек, которые морозно стукнули по железу.

Шкипер тут же подхватил одно, положил на разостланную на крышке люка газету и невесть откуда взятым топориком быстро и легко порубил полешко на небольшие куски.

— Прошу, — сказал гостям.

Машков наклонился, взял кусок и стал с аппетитом его жевать.

— Давай, давай, — подтолкнул Турецкого, — жми, пока не разморозился, это ж наш знаменитый харьюз! Ну хариус. Его опускают в тузлук — знаешь? — крепкий солевой раствор, и тут же замораживают. Расколотка, понял?

Саша попробовал и понял, что ничего подобного в жизни не едал.

— Когда улетать будешь, постараемся достать тебе на дорожку несколько штук. Дома снова заморозишь и расколачивай себе на здоровье. Не то, конечно, лучше, когда вот такой свежачок, но кто не пробовал, язык откусит.

Вот в таких поучениях и прошла морская дорога, показавшаяся совсем короткой из-за доброй беседы и не выразимых простыми словами красот, которые разворачивались вокруг. Меняла цвет вода, синело, зеленело небо, надвигался и отступал в дымку причудливый берег с огромными, похожими на великанов скалами. Ветер свежел, и вскоре Турецкий почувствовал, что из него начисто вымело и усталость от ночного рейса, и легкий хмель завтрака, осталось лишь ощущение какого-то бодрящего кровь полета.

Подкаменка оказалась небольшим — с десяток домов поселком, разместившимся по высокому байкальскому берегу. Короткий пирс выбирался из-под нависающей скалы, пересекал узкую песчаную полоску берега и выступал в море метра на три, не больше. Так, во всяком случае, казалось. Здесь вообще почему-то теряли свои истинные размеры все предметы. Почти вертикальная деревянная лестница вела в гору, и Турецкий с Машковым, держась за потемневшие от ветров, дождей и просто времени перила, поднялись наверх, в поселок.

Машков уверенно шел впереди, и скоро они подошли к рубленному из толстенных бревен дому с небольшой застекленной верандой. Постучав, Машков толкнул дверь и вошел, кивком приглашая следовать за собой. Из-за стола поднялся чем-то отдаленно напоминающий Славу Грязнова человек — крепкий на вид, стройный и даже с легкой рыжинкой в волосах. Из-под пышных его усов торчала папироса.

— Здравствуйте, Виктор Семенович, — протянул руку Турецкий и представился сам.

— Знаю, знаю, — хрипловатым баском откликнулся полковник. — Ну прошу садиться. Хотите тут или в дом пройдем? Тут будет попрохладней и курить можно, ежели хотите. А в доме хозяин не очень уважает.

— Давайте здесь, — охотно согласился Турецкий, сел на предложенную мощную табуретку и достал из кармана плаща сигареты с зажигалкой.

— Ну что скажу, — начал Виктор Семенович, — здесь он, Молчанов-то ваш. Владимир Иванович. Вон в доме напротив проживает. У Афанасьева, егеря местного. Он и прежде здесь частенько бывал. Не новичок в наших-то краях. Охотник хороший. Оттого и приезжает. Сами к нему пойдете или компанию составить?