Дэвид Моррелл - Кровавая клятва

- Прошу прощения?.. - Эндрюс ошеломленно заморгал.

- Мать сожгла все, все те письма, что присылал ей отец, его фотографии, извещение Военного Министерства. Все. Она его чересчур любила. Думаю, его смерть ее подкосила. Она старалась избавиться от воспоминаний. Поэтому и уничтожила все, что могло бы о нем напомнить.

- Вроде бы я вас слышу, но с пониманием у меня на сей раз туго.

- Просто я хочу сказать, что она его очень любила.

- Нет. - Эндрюс проговорил это весьма твердо. - Я просто не могу понять, почему вы тогда стопроцентно уверены в том, что ваш отец похоронен именно здесь.

- Она сама мне сказала.

- Когда?

- Когда я подрос. Когда принялся задавать ей вопросы о том, почему у меня нет отца.

- И вы полагаетесь на детскую память? - Лицо управляющего перекосилось от возмущения.

- Она говорила мне об этом не единожды. Видите ли, к тому времени она уже здорово сожалела о том, что сделала. Ей снова хотелось иметь его письма и фотографии. Для нас с ней он стал чем-то вроде легендарной личности. Она повторяла истории о нем, больше похожие на сказки - раз за разом, одними и теми же словами. И заставила меня пообещать, что я запомню все подробности. "Питер, - я как сейчас слышу ее голос. - Питер, хотя твой отец умер, он будет существовать до тех пор, пока мы его помним".

Эндрюс постукивал карандашиком по столу.

3

- Он, что, считает меня чокнутым? - спросил Хьюстон. Он стоял рядом с "ситроеном" вместе с Дженис. Ветер утих. Тучи исчезли. Сверкало солнце.

- Нет, не считает, - ответила Дженис и с тревогой взглянула на мужа. - Но что бы ты сделал на его месте? Правда ли то, что именно военные все испортили? А, может быть, ты просто перепутал?

- Слушай, говорил же тебе...

- Да я-то тебе верю. Тебе нет нужды мне доказывать, какая классная у тебя память. Я ведь знаю, что тебе даже заметок для уроков в классе не нужно. Так что меня убеждать нечего. Если уж убеждать - так это управляющего. Для него ведь факт не является фактом, если он не записан на листе бумаги и дважды не перепроверен. Судя по его настроению, он сделал все, что мог, принимая во внимание сущность твоего заявления.

- То бишь, считает меня придурком.

- Нет. Заблуждающимся.

Хьюстон проехался пятерней по волосам. И в смятении повернулся лицом к угрожающему белому зданию. - Прекрасно. Я так благодарен ему за это. Может быть, я действительно что-то напутал. - Он резко повернулся к жене. - И не потому, что я могу ошибаться. А потому, что может ошибаться моя мать.

- Ее теперь не спросишь.

- Может быть, так оно и есть? спросил он с болью, неохотой и раздражением в голосе. - И так все оставим? На произвол судьбы?

- Приедем домой, можем написать в Военное Министерство.

- Но ведь мы уже здесь. И здесь, всего в нескольких шагах отсюда, где-то похоронен мой отец.

- Если ты обнаружишь хоть какое-нибудь свидетельство, то Эндрюс сможет отыскать могилу. Но ведь ты сам недавно сказал: какая, собственно, разница? Она моргнула, словно да нее только тогда дошел смысл ее слов. - Последняя часть не считается, забудь.

Хьюстон уставился на жену.

- Для меня, человека средних лет, кое-какая разница все же имеется. Черт побери, конечно же, жизнь не изменится оттого, что я постою у его могилы. Но тому пацану, которому так хотелось иметь отца... Дьявольщина, да что же это со мной такое?

- Ничего. Просто ты крайне сентиментален. И это привлекательная черта.

Хьюстон улыбнулся ей.

- Знаешь, что и как и, главное, когда сказать.

- Я обязана это знать. Мы ведь довольно давно женаты.

Он поцеловал ее.

Снова взглянув на здание, Хьюстон заметил, что из какого-то окна на них пристально смотрят, но не понял, кто именно.

- Ошибаюсь, но не я, - сказал Пит смазанной тени в окне.

- Что-что?

- Просто... Проклятая головная боль. Почему бы тебе не повести машину?

Хьюстон забрался в "ситроен". Окна открывать не стали. Сиденье нагрелось, воздух был затхлый, пахло каким-то старьем. Решившись все-таки проветрить автомобиль, он почувствовал, как в голове начинает оформляться какая-то мысль.

Хотя он и ощущал спиной могилы, но все-таки оборачиваться не стал. Он был полностью поглощен этой свежей мыслью, никогда раньше не возникавшей у него в голове.

- Был один француз, - проговорил он.

- Где? Я его не заметила. Ты не хочешь сказать, что я настолько невнимательна?

- Нет, не здесь. Один француз. Теперь вспомнил.

- Вспомнил, что?

- Француз. Тогда. В тысяча девятьсот сорок четвертом. Мать говорила, что получала от него письма.

Мозг прояснился. Дальний темный уголок памяти осветился, и воспоминания полезли наружу.

- И эти письма остались? - спросила Джен.

- Сомневаюсь. Если она сожгла и более невинные вещи, то должна была и это спалить. Но это не имеет значения. Я помню, что она по их поводу говорила. Возбуждение и ликование нарастало. - Француз писал, что он лично и люди его страны чувствуют себя в долгу перед солдатами, погибшими за свободу их родины. Каждый житель их деревушки выбрал себе могилу и ухаживает за ней. Они подравнивают травку, смотрят за тем, чтобы на каждой всегда были свежие цветы. Каждый погибший солдат для них все равно, что брат или сын.

Джен нахмурилась. Выехав на вершину холма, она все свое внимание сосредоточила на дороге.

- И этот француз выбрал могилу моего отца.

- Не понимаю, каким образом это может помочь в наших поисках.

- Он-то помнит. Помнит могилу. Вот мы его и спросим, где она.

- Это в том случае, если он еще жив. А если нет?.. В общем, я не вижу в твоей идее особого смысла. Мы ведь даже не знаем, кто он и как его зовут.

- Я знаю.

- Но ведь ты не можешь надеяться на то, что я поверю...

- Пьер. Это его имя. Я именно поэтому и запомнил. Пьер де Сен-Лоран.

- Это та деревня, в которой мы остановились. Сен-Лоран. Но как тебе удалось запомнить его имя? - Она внимательно посмотрела на мужа.

- Господи, да ведь это же проще простого. Мать мне всегда говорила: "Питер, если возникнет какая-нибудь нужда, запомни, что человека, ухаживающего за могилой твоего отца во Франции, зовут точно так же, как и тебя. ПЬЕР".

4

Деревушка раскинулась по обеим сторонам темной реки. В полдень сонный солнечный свет освещал крыши жилых домов и магазинчиков, и Хьюстону показалось, что он пришел в нормальное состояние и вернулся к обычной жизни. Он улыбался продавщицам цветов, фруктов, старикам, курящим трубки на приступочках своих домов. Если бы не машины, телеграфные столбы и телефонные провода, Пит бы, наверное, решил, что попал в семнадцатый век.

Джен ехала через старый каменный мост. Под ним лениво качались две лодки. В одной из них сидели мужчина с мальчиком и удили рыбу. Впереди показалась деревенская площадь, на которой высоченные, пышные деревья резко контрастировали со стройным, устремленным ввысь обелиском, посвященным Второй Мировой войне. Пит прошел мимо резвящихся на площади ребятишек прямо к унылой табличке на обелиске - реестру погибших в войну деревенских жителей.