Андрей Курков - Город для отдыха героев враждующих армий

 Честно говоря, я не ожидал попасть, просто состояние мое было таково,

 что если бы я не выстрелил, пришлось бы долго еще в себе носить эту

 возбужденную злость. Но после выстрела мне мгновенно стало легче и уже

 совсем другим, не ненавидящим взглядом, я увидел, как дернулся, вскинув

 руки к голове, пилот вертолета, резко обернулся к нему стрелок в штатском.

 А машина, завалившись на бок, летела вниз, к земле, и через мгновение

 высекла искры из асфальта набережной все еще крутящимися лопастями винта,

 перед тем, как взорваться, покрыв город грохотом. Куски железа, вырванные

 взрывом из тела машины, долетели и до моей гостиницы - зазвенели разбитые

 окна и посыпалось вниз стекло.

 Потом восстановилась на минуту тишина - видимо и наши, и нападавшие

 приходили в себя после гибели вертолета.

 И в этой тишине я почти услышал, как дрожат мои руки, как стучит,

 словно в истерике бьется, мое сердце. И я бросил винтовку перед собой, а

 сам отошел к шахматному столику.

 - Влип! - думал я, массируя пальцами надбровные дуги, чтобы сдержать

 слезы. - Снова влип! Опять разделил этот мир на "наших" и "ненаших"!..

 Нет, хватит! Пошли они все к черту! Это был самый последний раз и, пусть

 хоть четвертуют меня, хоть акулам скормят, но никакого стреляющего железа

 я в руки больше никогда не возьму!

 А шахматные фигуры стояли на положенных квадратах и, глядя на них, я

 чувствовал все более усиливающееся раздражение, теперь это раздражение

 относилось к ним. И, подойдя вплотную к столику, я занес над ним правую

 руку, готовый смести все эти молчаливые фигуры, но в этот момент замер,

 подумав о том, что глупо злость на самого себя вымещать на ком угодно,

 пусть даже на шахматах. Но все равно меня что-то не устраивало на доске и,

 чуть-чуть успокоившись, я понял, в чем дело. И уже более спокойным, но

 сильным жестом, я освободил доску от офицерского воинства, и белого, и

 черного, оставив на доске только пешки. Теперь пешки противостояли пешкам

 и было это более жизнеподобно.

 А внизу снова стреляли. И по улицам ехали какие-то машины, рыча

 моторами, и что-то они везли в своих, закрытых маскировочным камуфляжем

 кузовах, но я уже не играл в эту игру.

 Я спустился в свой номер, бросил прощальный взгляд на удобную кровать

 и побежал вниз по лестнице.

 Выйдя из гостиницы, я сразу повернул за угол, избегая открытых

 пространств, и пошел по тропинке, петлявшей между кустов и деревьев и

 ведущей к набережной.

 На пересечении тропинки с улицей пришлось остановиться, чтобы

 пропустить три грузовика, два из которых не были военными. Это меня

 удивило - на открытых кузовах машины везли кирпичи, металлические

 строительные леса и, кажется, мешки с цементом.

 Оглядевшись по сторонам, я перебежал улицу и нырнул в продолжение

 этой тропинки.

 Перестрелка еще продолжалась, но очевидно дело шло к концу. Вместо

 автоматных очередей звучали одиночные выстрелы, да и они тонули в шуме

 моторов въезжавших в город машин.

 И вдруг совсем рядом раздался знакомый голос:

 - Стоять! - по-командирски рычал на кого-то генерал Казмо. - Смирно!

 Я осторожно пробирался на голос и внезапно остановился, пораженный.

 На улочке перед генералом выстроились в шеренгу семь или восемь

 солдат. Все они были в военной форме, которую я сам однажды носил во

 Вьетнаме.

 - Сержант! - рявкнул генерал. - Ваше отделение должно прочесать все

 постройки в конце набережной! Пленных не брать!