Андрей Курков - Город для отдыха героев враждующих армий

 - Слушаюсь! - в свою очередь рявкнул сержант и побежал со своими

 подчиненными выполнять приказ.

 Мне захотелось убить генерала, но тут же я вспомнил о данном себе

 пять минут назад обещании.

 А в это время снова зазвучал его голос.

 - Ко мне! Быстро! - кричал он, но я не видел, к кому он обращался,

 пока перед ним не остановился Тиберий и еще один парень из его десятки.

 - Где остальные? - строго спросил генерал.

 - Там! - Тиберий показал рукой на небо.

 - Патроны остались? - спросил Казмо.

 - Нет, - сказал Тиберий.

 - Хорошо! - генерал выглядел очень самоуверенно. - Быстро на виллу,

 передайте Феликсу приказ: выдать еще боеприпасов. Уйдете в горы! В плен не

 сдаваться! Исполняйте!

 Тиберий и второй парень побежали за угол двухэтажного домика, стены

 которого радовали взгляд ласковым розовым цветом. Бежали они медленно и

 видно было, как Тиберий припадает на правую ногу, а второй парень пытается

 поддержать его, не дать ему упасть.

 Генерал тем временем посмотрел по сторонам и пошел себе спокойной

 походкой прямо по середине улицы в сторону моего любимого кафе.

 Я, наплевав на осторожность, пересек дорогу прямо за его спиной, но

 он не обернулся.

 Тропинка вывела меня в задний дворик какого-то домика и там, увидев

 сарай и вход в погреб, я решил спрятаться.

 Двери в сарай оказались наглухо забитыми, но зато погреб был открыт и

 я спустился по мокрым бетонным ступенькам вниз, аккуратно прикрыв за собой

 крышку. Все сразу погрузилось в полную темноту и я застыл на предпоследней

 ступеньке, боясь сделать следующий шаг. Но очень быстро глаза мои стали

 привыкать к темноте и уже через минуту или две я смог отличить самое

 светлое место в погребе - рядом с винными бочками из потолка торчало

 отверстие вентиляционной трубы, выходящей наружу, но, по-видимому, из-за

 того, что там, сверху, эта труба была прикрыта зонтиком-колпачком против

 дождя, яркий свет в погреб не проникал. Но все равно под этим отверстием

 темнота была более разряженной и я подошел туда, еще раз осмотрел

 небольшой погреб, пытаясь найти табуретку или хотя бы что-нибудь, на чем

 можно было сидеть, но ничего не увидел, и прислонился к бочкам,

 прислушиваясь к жизни наверху, в городе. Но там было тихо, или, что вполне

 возможно, никакие звуки просто не проникали в погреб.

 Я стоял в этой тишине и сырости, и ощущал своей кожей, как холод

 обволакивает меня, как зябнут пальцы на ногах.

 А там на город сейчас опускается вечер, и покрасневшее солнце

 готовится покинуть небосвод.

 Я смотрел на стоявшие на полках бутыли с вином и, отвлекая свои мысли

 от холода, удивлялся, что даже в такой темноте стекло может порождать

 блеск, матовый, но заметный для глаз блеск.

 Как раз, наверное, в это время на площади святого Лаврентия должен

 был бы звучать выбранный мною гимн города, который так и не стал вольным.

 Странно думать, что именно сегодня должен быть отпразднован первый День

 Независимости...

 Все-таки это была прекрасная мечта! И вот только там, в погребе, я

 смог по-настоящему ее оценить. Даже обидно стало, что, наслаждаясь

 собственной свободой и мечтая о том, чтобы она продлилась до конца моей

 жизни, я практически ничего не сделал для этого. Даже проблема создания

 или поиска гимна была для меня довольно обременительной, а о чем-то еще я

 и думать не хотел: каждому свое - мне был поручен гимн, Тиберию - герб,

 остальным - бескровная или "кровная" революция и последующее построение