Александр Аннин - Хромой пеликан

Омнопон был своего рода новым словом в лечении сердечных заболеваний: ишемии, стенокардии и особенно – инфаркта. Раньше как считалось? Бороться, мол, надо с первопричиной болезни, а не с ее симптомами. Людям внушали, что не следует сбивать температуру, снимать зубную боль анальгетиками и так далее. Но в современной медицине появилась прямо противоположная теория, и она уже успела доказать свою высочайшую эффективность.

При инфаркте, ишемических болях и прочих сердечных бяках нужно немедленно, с помощью наркотиков, убрать боль. И тогда (отчасти в результате самовнушения, что, дескать, у меня ничего не болит, и значит, я здоров) организм сам даст команду на ускоренное исцеление.

А наш организм может производить такие вещества, по сравнению с которыми все новейшие достижения фармацевтики – чушь собачья.

Все это стало темой кандидатской диссертации, которую Алексей уже успешно заканчивал. Про свойства омнопона он знал все, что только можно знать, хотя сам никогда его на себе не испытывал. Но одна пациентка (кстати, ее недавно зарезал маньяк) говорила Алексею, что после укола омнопона она слышит, как в углу шуршит лапками таракан. Тренер Пилишек – тоже, как ни странно, отправленный на тот свет серийным убийцей, – рассказывал лечащему врачу, что после омнопона он у себя в палате, за ноутбуком, в легкую переигрывает компьютерных гроссмейстеров.

Все это очень походило на правду. Ведь омнопон бешено активизирует те сферы сознания и подсознания, о наличии которых человек даже не подозревает. Тот, кто ни разу не стрелял из пистолета, после укола омнопона запросто попадает в яблочко на расстоянии до тридцатисорока шагов. А знаменитый Эдгар По? Свои гениальные стихи он писал исключительно под влиянием наркотика. Правда, классик мог себе позволить натуральный морфий, который, впрочем, имеет куда более мягкое действие. Да и не было в то время синтетических наркотиков.

Так что же проще: попасть в еле различимую для глаза мишень, сочинить потрясающее, вечное стихотворение «Ворон» или решить пустяковую загадку от незнакомца из пивной? Ответ был для Алексея очевиден.

Омнопон в кардиологическом отделении применяли нередко, и потому расход этого самого востребованного наркотика был довольно слабо контролируемым. Не должен, по идее, зав отделением поднять шумиху из-за пропажи одной коробки. Ему же самому в первую очередь и не поздоровится.

Но негласное расследование шеф, конечно же, проведет. Впрочем, у Алексея такая репутация, что его персона вряд ли попадет под подозрение. Скорее уж Антон…

На Алексея внезапно повеяло сквознячком, он резко обернулся.

В двери стоял Антон и хитро подмигивал коллеге.

– Я-то за спиртом пришел, – объявил похмельный верзила. – А ты, гляжу, затариваешься кое-чем покруче. Наркотики, стало быть, п…ишь?

– Антон, ты того… Не это…

Алексей никак не мог сходу придумать правдоподобную версию своего вторжения в «святая святых». Слава Богу, штабель коробок мешал Антону разглядеть осколки на полу. Но все равно он узнает о взломе, сегодня же слух о чрезвычайном происшествии разнесется среди персонала. А этот жирный хряк будет к тому времени пьяней вина и уж точно поведает комунибудь «по секрету» о тайном визите юного коллеги в хранилище медикаментов.

– Да ты не дрейфь, я никому не скажу, бля буду, – Антон словно прочитал мысли Алексея.

– Что я, без понятия?

Он ловко цапнул из коробки непочатую банку со спиртом, засунул за пазуху, снова подмигнул Алексею:

– Я ж сам тебе сколько раз говорил: займись потихоньку частной практикой, лекарства у нас халявные. На одну зарплату и подачки от больных не проживешь… Молодец, послушал совета старика Прищепкина. И запомни: я – ни гу-гу. А теперь валим отсюда.

Как же, ни гу-гу он! А кто заложил престарелого кардиолога Сичкина, который завел шуры-муры с молоденькой пациенткой прямо в ординаторской, во время ночного дежурства? А? И Сичкина быстренько спровадили на пенсию, хотя врач был просто от Бога…

Ну и хрен с вами со всеми, ожесточенно думал Алексей, спустившись вниз и запуская двигатель своей «БМВ». – Уволят так уволят. По-тихому уволят, без запрещения заниматься врачебной деятельностью. А это главное.

Он и сам собирался уволиться. Завтра же. Когда получит миллион фунтов стерлингов.

Недавно он смотрел по телевизору какое-то юмористическое шоу. От нечего делать смотрел, потому как зрелища дебильнее этого представить невозможно. А, может, смотрел для того, чтобы напитаться злости и решимости продолжать начатое дело.

Боже мой! Сотни людей сидят в зрительном зале, миллионы – у телевизоров, и никто не понимает, что перед ними на сцене кувыркается и юродствует сам Сатана! Глумится над мужским и женским полом, торжествует свою победу.

Нет, вы только вдумайтесь… Пятидесятилетние лысеющие мужики кривляются, гнусавят, изображают всяких там цыплят табака на потеху огромной публике! И почитают такой удел честью для себя. Попал сюда, под нацеленные телекамеры – значит, жизнь удалась. Ради этого можно и голую задницу всему миру продемонстрировать. Недаром слово «комик» созвучно со словом «гомик». Н-да, много денег и привилегий дает Сатана за добровольное попрание мужского достоинства…

А ведь в зале – много женщин, и они смеются! Нет, не презрительно, а восхищенно! Для них этот вот говнюк в бабьем платке – воплощение настоящего мужчины. И женщины готовы прямо сейчас лечь с ним в постель – просто так, бесплатно. Только потому, что у этого вертлявого комика-гомика – сонмища почитателей-маргиналов. Он известен!

По местному телевидению сказали, что детский шахматный тренер был убит по ошибке.

Мол, его в темноте приняли за дебелую курящую бабищу. Как бы не так! Он не ошибся, вонзая штык-нож в этого бесполого выродка. ТАМ, откуда он получает указания, ошибок не бывает.

Потому что шахматный тренер мужиком не был. Он был гомиком. То есть еще хуже, чем баба.

«Петр и Павел час убавил, а Илья Пророк два уволок. Да нет, не так: Петр и Павел день убавил, Илья Пророк час уволок. Вот как правильно».

Геннадий рассеянно смотрел на кухонный стол, где беспорядочным веером были разбросаны игральные карты: десятки, девятки, двойки, тройки… Из комнаты доносилось мерное посапывание: под утро бывший атташе посольства в Париже просто свалился от мозгового перенапряжения.

Валентин Николаевич начал нервничать еще ночью, когда свет полной луны, смотревшей в окно, стал мертвенно-бледным и завораживающим.

– Генка, хватит маячить, – грубо сказал отец, впервые за последние годы назвав сына его мирским именем. – Если хочешь, чтобы я плодотворно работал, то сгинь с глаз долой.