Олег Игнатьев - Семь «шестерок»

На протяжении последних дней, по настоянию Климова, время инкассации и маршруты банковских машин менялись постоянно, держались в строжайшем секрете, охрану усиливали самыми надежными людьми.

Диапазон милицейских раций также пришлось поменять.

Наряду с этим специально выделенные сотрудники следили за всеми, кто крутится около денежных касс, ресторанов и банков.

Номера легковых машин фиксировались.

Климов изучал протоколы, справки участковых, вчитывался в рапорты оперативников, сопоставлял служебные записки, объяснительные, срочные ориентировки, показания свидетелей, потерпевших, подозреваемых, но… по всей видимости, тот, кто убил Лякину, решил дожить до глубокой старости: выйти на его след не удавалось.

«Опасный выродок, — подумал о нем Климов. — Жестокий, осторожный, хитрый. А попадется, тут же заскулит: прошу простить, помиловать… И в глаза будет этак заглядывать… по-человечески. Сволочь».

Климов презрительно передернул плечами и выругался. Преступник может забыть лицо убитого им человека, но следователя, который доказал его вину, всю жизнь будет искать и помнить. Если ему сохранят ее — жизнь.

Набросав на отдельном листе бумаги план действий, Климов отчеркнул наиболее важные, не терпящие отлагательств пункты.

Давно шумевший дождь все так же скучно поклевывал мокрую жесть отлива.

Перво-наперво необходимо…

Зазвонил телефон, и Климов поднял трубку. Звонил Тимонин. Он только что беседовал с подругой кассирши. Так вот: убийца снял с трупа обручальное кольцо, хотя Лякина никогда не была замужем. Сказалась плебейская алчность подонка.

— А кто кассирше подарил кольцо, она не знает?

— Нет.

«Значит, сама себе купила, — подумал Климов и поблагодарил Тимонина за новую деталь. — Надо будет опросить и бывших одноклассников, может, и убили потому, что ей известен был один из нападавших».

Вспомнив лицо убитой с пулевым отверстием под глазом, он тягостно вздохнул. Чувство вины не отпускало.

Как это ни странно, но угоны машин прекратились. Несмотря на самую паршивую погоду: всю неделю, с небольшими перерывами, шел дождь. Ночи были ветреными, мокрыми, безлюдными — лучше не придумаешь для грабежа.

Земля раскисла, воздух отсырел.

На асфальт, под ноги прохожим, на прибитую дождем траву слетали первые, отжившие свой срок, желтушно- обескровленные листья.

В такую пору себя чувствуешь старым отшельником. С дырявым зонтиком под проливным дождем.

По городу уже не фланировали мужчины в шортах и не прогуливались женщины в трехцветных юбках, напоминавших праздничные флаги Франции. Детвора не облепляла сувенирные лотки. Легкомысленные наряды сменились строгими костюмами, и все из-за того, что резкие перемены в природе сказываются на умонастроении людей.

Начался сентябрь.

Скоро из отпуска должен был прийти Шрамко, а дело, которое взял на себя Климов, лежало мертвым грузом.

Перепрыгнув через разбрызганную проехавшей «Волгой» лужу, Климов пересек улицу, вошел в управление.

Около его кабинета уже сидело несколько человек, одноклассники и родственница Лякиной.

По предварительным сведениям, все лица, попавшие в круг следствия, были безгрешными душами, но сведения сведениями, а живое общение лучше.

Разложив на столе необходимые бумаги, он пригласил первого свидетеля. Хотя, какой он свидетель? Учился когда-то с убитой в одной школе, вот и все. Нет, не знаю, не могу вспомнить.

Если на разговор с ним ушло минут пятнадцать, то на другого одноклассника с двойным подбородком и тяжелыми веками пришлось угробить два часа. Есть такая категория людей, которые и слушают, и как бы не слышат. Молодой руководитель. Заведует ковровым цехом на ткацкой фабричке.

Затем перед Климовым, наверное, с полчаса вертелась на стуле родственница Лякиной, двадцатилетняя деваха. Чуть ли не на каждый его вопрос она делала глазами: кто бы это мог подумать?

Ничего путного он не добился от нее.

К вечеру он с полным правом мог сказать, что ничего не сделал, а сил — никаких.

Неохотно выбравшись из-за стола — ломило поясницу, выглянул в коридор. По списку неопрошенных оставались двое, но под дверью ждала вызова лишь одна из приглашенных: особа лет двадцати семи. Одета безупречно, но вид вызывающий.

Должно быть, это и есть Труфанова, решил он про себя и пригласил особу в кабинет. Труфанова сидела с Лякиной за одной партой десять лет назад. Сейчас работала официанткой в кафе «Жемчуг».

Присев на указанный стул, она вынула из пачки сигарету, покрутила в пальцах и отчего-то сунула ее обратно, прищелкнув ногтем по золотистому фильтру. Мочки ее ушей оттягивал целый набор металлически-блескучих побрякушек, напоминающих миниатюрные отмычки.

Когда Климов сообщил причину вызова ее в угрозыск, она вольготно заложила ногу на ногу.

— А что случилось? Что произошло?

— Не знаете?

— Не знаю.

Кажется, она дразнила Климова. Подобие улыбки проступило на ее губах. А, может, и впрямь не слышала объявления по радио, не просматривала местную газету. Интересный феномен: людей, выписывающих периодику становится все больше, а число тех, кто верит напечатанному, резко сокращается.

— Вашу школьную подругу…

— Их у меня много.

— Лякину.

— Мы не были подругами.

— Убили в воскресенье.

— Просто сидели за одной партой.

В ее тоне он почувствовал натянутость.

— Убили на работе, в кассе.

Глаза Труфановой заволокло испугом.

— А… а почему? — кажется, только сейчас она осознала сказанное Климовым. — Подробнее нельзя?

Климов подавил усмешку. И ужасное прельщает, если оно происходит не с нами. Когда рассказывают о трупах, люди слушают, когда предлагаешь пойти посмотреть, опознать в морге или же на месте преступления, панически страшатся и отказываются. Словно между мертвыми и живыми существует какая-то связь.

— Куда уж подробнее, — нахмурился Климов. — Застрелили прямо на работе, похитили деньги.

— И много?

— Много, — уклончиво ответил Климов. — Это к делу не относится.

Труфанова переменила позу, откинулась на спинку стула. Броско одетая, уверенная в себе. Голос звучный, с выразительными интонациями. Но глаза отводит.

Бессовестно красива, оценил ее внешность Климов и подумал, что для официантки это в самый раз. Красные туфли, красные чулки, красная заколка-роза в волосах, иссиня-черных. Нашла как одеться, идя в милицию.

Переменив позу, она сказала, что Лякина ее никогда не интересовала и помочь угрозыску она ничем не может. К сожалению.

— Ну что ж, — устало сказал Климов, — и на том спасибо.

Услышав это, Труфанова встала:

— Так я пойду?

В ее голосе послышался лукаво-капризный тон записной кокетки, призывающей к благоразумию.