Николай Балаев - Искатель. 1989. Выпуск № 04

— Да иди ты! — Мишка ударил его по спине кулаком, но пес только теснее прижался к нему.

— Ну как же!.. — закричал Мишка и закрутил головой в поисках выхода. Взгляд его поймал палку с красным флажком на конце, одну из путеводных вех, выставляемых каждую зиму вдоль чукотских временных трасс, часто заметаемых могучей пургой. Вот! Мишка прыгнул с дороги, выдернул вешку и, размахнувшись, почти со всей силы ударил Рыжего. Пес взвизгнул и помчался по колее в сторону от поселка.

— П-ппусть з-знает, к-какие людди, — всхлипывая, произнес Мишка: — И-и н-не подходит на р-разные п-приманки…

Он бросил палку, громко и безудержно зарыдал и пошел навстречу толпе. В глухом гаме уже слышались отдельные фразы:

— Пораспущали щенков!

— Жисти нет нормальным людям…

— Давить нада!

— P-родители! Выдрать покрепче разок…

— Яких родителев самих драть…

— Ну! Как раньше — на площадях.

— Шоб невмочно было нашу законность…

— Стойте! — возник сзади голос.

— Кто там пресекает?

— Никита, кажись. Погодь, земели… Точно Никита — секлетарь сельсоветский.

— Стойте! — голос перекрыл шум толпы.

— Чего стоять? Ждать, когда все грудки исстреляют?

— Ты, Никитка, больно прямой. Лучше мотай с поселку.

— Не то изгоним под потребу общества. Ха-ха-ха!

— Аманымку напышем — куда бэжать быдышь?

— Ветерок апрельский учуял? Так имей в виду — все ветры кончаются в лесу. А мы — лес.

— Переизберем, Никешка.

— А пока — назад и тихо, — голос был непреклонен.

Когда шум и гам растаяли за спиной, Рыжий сбавил скорость, перешел на шаг и, наконец, встал, разинув пасть и вывалив парящий язык.

Белые огни поселка светились далеко в глубине синей мглы. Выше, над ними и над всем снежным миром тоже висели огни. От них исходил неумолчный тихий шелест. Они не излучали тревоги, и Рыжий понял, что небесные огни и несомые ими звуки не принадлежат людям. Он принял их, как снега, воздух и ночь — как любую деталь окружавшего живого мира.

Что случилось с человеческим ребенком, Рыжий никак не мог понять. Он принял его как друг, накормил, придумал восхитительную игру с куском белого лакомства, защитил от Тороса… и вдруг прогнал, да еще ударил.

Так и не выявив причины странного поступка Мишки, Рыжий почесал зубами место, по которому пришелся удар палки, и вздохнул. Ему стало ясно, что возвращение в поселок грозило опасностью.

И Рыжий побежал дальше — в непонятную сверкающую звездную бездну, открывшуюся впереди, — в новую, неведомую ему жизнь.

Зимник пересекал увалы, ложбины и русла замерзших ручьев с полосами береговых кустарников. Десятки новых запахов ошеломили Рыжего. Среди них были призывные, настораживающие и пугающие. Запахи тянули к себе, но пес боялся уйти с дороги, ибо она принадлежала пусть к жестокому, но в какой-то мере уже знакомому миру. А там, за краем колеи, лежал совсем другой, чужой. И пес продолжал бежать по дороге, пока ночь не стала растворяться в белесых сумерках, сочившихся из-за гор. Рыжий остановился. Скрип снега под лапами умолк, и он уловил посторонний звук. Впереди что-то ритмично постукивало. Тогда он сел посреди дороги и стал ждать. Зажглись и поползли навстречу два белых огня. Они ныряли вниз, уходили в стороны, пропадали, но вновь возникали и становились все ближе, ярче, а стук — громче. Наконец прилетел знакомый запах, и Рыжий сразу узнал это существо. Такие же почти каждый день грохотали в поселке на дороге, недалеко от сарая. Это был трактор, он принадлежал людям. Значит, предстоит новая встреча с ними.

Трактор выполз из последней ложбины совсем близко от Рыжего, уставил на него ослепительные глаза и умолк. Глаза поморгали и притухли до густой желтизны. Рыжий услышал голоса людей:

— Лиса?

— Какая лиса — раза в три здоровее! Волчина!

— Дак волки тут белые…

— Они везде всякие.

— А может, кобель поселковый?

— Собака? Гм… Вообще похожа… А хоть и собака — даже лучше. Подпустит ближе. Шерсть-то, шерсть — аж горит. Такая шапка!.. Ну-ка дай автоматик вытянуть. Дробь только тройка, надо ближе. А точно собака — не уходит. Вот что: в сумке шматок колбасы. Ты выйди, брось поближе. Должна подойти…

Человек выпрыгнул на дорогу и вытянул руку. Рыжий покрутил носом, ловя запах. От человека исходило напряжение и в то же время аромат еды. И Рыжий почувствовал, как проголодался за ночь. Он встал.

— Ну-ну, — мягким голосом, в котором пес, однако, враз ощутил притворство, сказал человек: — Чего ты, Рыжик? Голодный небось? Вот тебе полопать. — Человек бросил какой-то предмет. Тот упал на полдороге. Вкусный дух перекрыл тревогу. Рыжий сделал шаг к еде и тут увидел, как с другой стороны трактора открылась дверь и вылез второй человек. В руках у него была длинная палка. Рыжий замер. Человек поднял палку и направил в его сторону. И тут пес ощутил запавший в сознание запах пороховой гари, понял, что сейчас произойдет, и прыгнул в сторону. Грохнул выстрел, и резкая боль обожгла заднюю лапу Рыжего. Ничего не соображая от ужаса, Рыжий махнул с колеи на чистый снег и длинными прыжками понесся прочь от дороги. Чак-чак-чак! — застучали выстрелы, в нескольких местах перед мордой Рыжего взметнулись брызги снега, а потом долетел крик: — Уш-шел, гад!

Впереди выросли какие-то тени, Рыжий прыгнул к ним. По голове хлестнули ветви, пес зажмурился, кубарем пролетел с крутого откоса и шмякнулся обо что-то твердое. Под ним был лед речки Пипикыльгынвеем, Мышиной. Пес хотел встать, но лапы скользнули в стороны, и он снова шлепнулся, больно ударив нос. Попробовал еще раз — лапы опять разъехались. Какая-то странная мутно-голубая земля. Рыжий двинулся к откосу ползком, выкарабкался наверх. Трактор с санями медленно двигался к поселку. Постепенно возбуждение улеглось, и Рыжий ощутил забытую было боль в лапе. Он расчесал зубами шерсть и стал вылизывать рану. Несколько дробин пробили шкуру. Две ушли в мышцы, а остальные застряли в жировой прослойке. От них истекал ядовитый запах. Рыжий выкусил дробины. Отныне он твердо запомнил, что человек с убивающей палкой страшнее, чем с ножом: убивающая палка может поймать и на расстоянии.

Еще раз глянув на тающий огонь трактора, Рыжий пошел над обрывом. Кустарник сильно мешал, и тогда он прыгнул в русло, но стал тщательно обходить мутно-голубые плешины, на которых не держались ноги. Здесь была масса следов, и Рыжий почувствовал, что многие принадлежат существам съедобным. В одном месте он услышал шорох и сунул нос в пучок травы. Оттуда выскочила мышь и покатилась к другому берегу. Рыжий прыгнул и прижал ее передними лапами. Когти распороли тонкую шкурку животного, пес осторожно понюхал, а потом полизал зверька. Вкусно. Это была первая еда, добытая собственными силами. Пес проглотил ее и огляделся — нет ли еще? В кустах над обрывом зашуршало, ветви закачались, и порыв ветра бросил в глаза горсть снежной крупы. Рыжий пожмурился, облизался. Что за напасть? А шорохи быстро усилились, над кустарником повис серый косматый дым; и ударили первые заряды начинающейся пурги. Морозный воздух растрепал мех и погнал из него запасы тепла. Рыжий побежал быстрее, выискивая местечко, где можно укрыться от пронизывающего ветра. И у края длинного снежного наноса увидел темную дыру. В нише под пойменным обрывом царила тишина, и сразу стало тепло. Рыжий развернулся мордой к выходу и лег. Ветер не залетал сюда. Он гулял по скату наноса, сметал в кучки мириады снежинок, закручивал их длинными спиралями. Пропали разноцветные небесные огни. Стоны ветра постепенно усиливались, его порывы поднимали в воздух все новые массы снега. Перед носом Рыжего стала расти горка, в убежище совсем потеплело. Рыжий заново вылизал раны и свернулся калачиком. Предстояло терпеливо ждать окончания непогоды. Постепенно им овладевало оцепенение, с помощью которого природа в непогоду ограничивает активные действия многих хищников, чтобы травоядные могли отдать больше сил поискам корма. Рыжий почти впал в прострацию, когда необычные звуки заставили его встрепенуться. Через мутно-серую кисею он увидел, как в нанос стали падать какие-то белые комья. Они возникали из снежной круговерти, падали и исчезали. Это продолжалось несколько мгновений. Опять Рыжий ничего не успел понять. Природа поднесла очередную тайну. Как много, оказывается, удивительного, интересного и непонятного в этом мире.