Алекс Норк - Подует ветер

- Слушай, давай зайдем ко мне, поговорим обо всем.

- Нет, Фрэнк, спасибо, мне неловко тебя затруднять.

- Да ну, прекрати! А впрочем, мы можем вместе поужинать. Идет? Я только заскочу домой и переоденусь. Подождешь меня десять минут?

- Да, Фрэнк, я подышу пока этим воздухом, я от него совсем отвык.

Гамильтон почти уложился в обещанные десять минут. И успел переговорить со своими: "Знаешь, мама, я только что встретил Гильберта, помнишь его?". - "Конечно помню, - ответила она, это тот мальчик, над которым вы, поросята, все время издевались в школе, а его несчастная мама, ... ты знаешь, Фрэнк, такого бы никогда не случилось в крупном городе". - Она давно считала, что сыну нечего здесь делать и конечно мечтала, чтобы он перевелся к ним на север.

Когда Фрэнк выскочил на улицу, Гильберт по-прежнему стоял там на углу, глядя в его сторону.

Не видя еще лица, Фрэнк сразу почувствовал то давнее детское выражение его небольших карих глаз: Гильберт всегда опускал голову и смотрел слегка исподлобья, в глаза, с одним и тем же выражением ожидания. Хорошего или плохого. Его взгляд предлагал дружбу и ждал ответного тепла, но вместе с тем в нем всегда сквозили сомнение и готовность к грубостям и обиде.

Если вспомнить академические лекции по психологии, Гильберт несомненно относился к разряду "жертв". И это хорошо ощущали другие, тем более дети, чем в школе и пользовались.

Многие - шутя, незлобно, и Гильберт не обижался. Но некоторые, и первым среди них был Барток, получали от травли товарища искреннее удовольствие.

- Фрэнк, я, наверное, выбил тебя из привычной колеи, ей-богу, мне неловко.

- Да ниоткуда ты меня не выбил, я рад тебя видеть! Знаешь, давай поужинаем в пивном ресторане, тут неподалеку. Ты, может быть, помнишь пивной бар Коули?

- Да.

- Теперь это ресторан, с официантами и превосходной кухней.

- И Коули по-прежнему там?

- Да, крепкий старик, ну, пошли.

* * *

Пивной ресторан был одним из самых популярных заведений города. Рестораном он стал лет восемь назад, а до этого представлял собой большой крепкий бар, принадлежавший старику Коули. Стариком его звали всегда.

Вряд ли кто-нибудь задумывался, сколько Коули лет, но то, что за семьдесят - точно. Могло быть и много больше. Фрэнк с детских лет помнил его уже очень немолодым человеком, хотя и тогда, и сейчас в нем было столько здоровья и сил, что, как говаривал сержант Фолби, "и палкой его не убьешь". Крепкий, почти квадратный, стриженный всегда под короткую скобку с ненужным седоватым чубчиком, и с постоянным медно-коричневым оттенком толстой и гладкой кожи. С серыми подвижными глазками на широкой физиономии. Судя по всему, Коули до сих пор продолжал пользоваться собственными зубами и в услугах дантиста нуждался мало.

Вкалывал он зверски, и жену имел подстать. Экономили на всем, и в первую очередь на прислуге. Лишних не брали. Взваливали работу на себя. И хотя теперь он добился многого - в зале обслуживали официанты и на кухне трудился опытный персонал - Коули и его жена с утра до ночи были тут же и не бездельничали ни минуты. Детей у них не было, и зачем на старости лет так убиваться, наращивая и без того изрядный капитал, многие в городе не понимали.

Внутри ресторан был отделан деревом и очень своеобразно сочетал темные, почти черные столы и стулья со светлой отделкой стен. Вместе получалось и легко, и торжественно.

Когда они вошли, из-за нескольких столиков Гамильтона поприветствовали знакомые, а еще через несколько секунд сам Коули спешил к ним навстречу со свойственным ему видом занятого, но дружелюбного хозяина, и Фрэнк вдруг подумал, что, кроме этого гостеприимного выражения, он, пожалуй, никогда не видел улыбки на его лице.

- Вы уже больше недели не были у нас, Фрэнк! Вот тут, я думаю, вам будет всего удобней, присаживайтесь, пожалуйста. Это ваш приятель? Рад приветствовать! - Он повернулся к Гильберту, а тот посмотрел на него с полуулыбкой, с чуть опущенной головой. Все как в детстве.

- Вы не узнаете его, мистер Коули? Это же Гильберт Хьюз.

- А! ... Рад приветствовать, рад приветствовать!

Трудно было понять за этими радушными восклицаниями, вспомнил ли Коули нового гостя или нет.

Он сам принял у них заказ, предварив его энергичными советами - что лучше взять и почему.

- Да-а, ресторан отменный, - проговорил Гильберт, медленно обводя помещение взглядом. - Знаешь, когда-то мама, потеряв работу, пыталась устроиться сюда посудомойкой. Тогда здесь был еще только бар ...А почему ты стал полицейским, Фрэнк? Ты ведь хотел изучать литературу, европейское средневековье, кажется.

- Сначала я так и сделал, - Гамильтон замолчал и тень мелькнула в его глазах, - и даже проучился первый курс в Бостоне. Потом какие-то ублюдки убили нашего преподавателя. Абсолютно безобидного пожилого человека. Прямо на улице, вечером. И я вдруг понял, что не смогу заниматься высокими чувствами, материями прошлых веков, когда в этом времени возможны такие мерзости.

- Ты хорошо его знал? Он был твоим любимым педагогом?

- Нет. Просто вел у нас одну из учебных дисциплин.

- Ты молодец, Фрэнк, - Гильберт опустил голову и задумчиво провел рукой по светло-коричневой скатерти. - В тебе всегда было что-то благородное. Помнишь, ты пытался защищать меня? Он улыбнулся и поднял на него глаза, все также - из-под чуть опущенного лба.

Официант с резным деревянным подносом в руках начал проворно расставлять большие бокалы и тарелки с закусками.

- Ну, а ты? Чем ты занимаешься?

- Биологией. Ну это, так сказать, в самых общих чертах. А точнее - биохимией клеточных структур, нейрофизиологией. Работал в биологическом центре в Хьюстоне, а последние два года занимался исследованиями с японцами, в Токийском университете.

- Так значит у тебя складывается прекрасная научная карьера?

Хьюз неопределенно пожал в ответ плечами:

- Я как-то об этом не очень думаю, кое-что получается, конечно. Но, знаешь, чем глубже я проникаю в маленький, в микроскопический живой мир, тем больше меня беспокоит одна особенная мысль, ...и даже угнетает... Но, может быть, тебе это не интересно, Фрэнк? - Он вдруг встрепенулся и растерянно посмотрел на Гамильтона, опасаясь совершить нелепость.

- Продолжай, пожалуйста, и давай хлебнем пивка.

Пиво было великолепным, щекотало горло пузырьками чуть горьковатой влаги, вобравшей в себя все желто-зеленое здоровье земли и солнца.

Хьюз молча покрутил в руках полупустой бокал, любуясь пенистой желтизной напитка, сделал еще глоток и заговорил уже более спокойно и уверенно.

- Понимаешь, в этом крошечном мире клеток, молекул бесконечное богатство жизни. Я не могу привыкнуть к тому, как он разнообразен, умен и сложен. Перед наукой только еще раскрываются его глубины. И в то же время, это всего лишь часть человека - кусочки его плоти. А что же сам человек? В чем его собственная глубина и величие? Нет, я не говорю об отдельных талантах, гениях. Я об обычных людях...