Леонид Пузин - ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСПОЖА РАБЫНЯ

— Ладно, майор, не возникай. По голосу чувствую — в норме. А что хочется прободаться — понимаю. От свиньи с апельсинами, — полковник, обыкновенно, тоже за словом в карман не лез, — оторвал изголодавшегося — ещё бы! Всё, Геннадий Ильич, пошутили — и будет. Ты мне почему до сих пор не сказал о смерти Лисовского? Не позвонил немедленно?

Брызгалов знал, что у полковника отличная информационная сеть, однако такой оперативности всё же не ожидал.

— Значит, Андрей Сергеевич, уже доложили? А что оснований подозревать хоть какой-нибудь криминал почти никаких — тоже?

— Ну, майор, мой человек больницу, конечно, не посещал, но, что, скорее всего, инфаркт, информировал. Ты, однако же, сам сказал: почти никаких — значит, уверен не до конца?

— До конца, Андрей Сергеевич, после вскрытия. Я хочу вызвать на завтра Гаврикова, чтобы проследил лично. Вообще-то местный кардиолог уверен на сто процентов, что у Лисовского инфаркт, но, думаю, нелишне подстраховаться. Всё-таки Лисовский, во-первых, один из возможных подозреваемых, а во-вторых: Васечкина. В среду — она, в пятницу — он. Знаю, Андрей Сергеевич, вы всю эту мистику считаете чушью, но факт есть факт: в среду — рабыня, в пятницу — рабовладелец. А более подозревать, что с Лисовским не совсем чисто — у меня оснований нет. Гипертония у него давно, перенёс уже два инфаркта… Почему я и не позвонил вам сегодня.

— Ишь, какой деликатный! Как заботишься о своём начальнике! Чтобы после рабочего дня — ни-ни! А я вот, как видишь, нет. Дело, майор, дело, прежде всего. Ведь мы, сыскари, всё равно, что врачи или пожарные — всегда "при исполнении". Даже если и не горит, а только дымком потянуло — обязаны реагировать. Ну, я это, Геннадий Ильич, так — разбрюзжался по-стариковски. Знаю, что от дела не бегаешь. Потому, наверно, и тереблю. Нет, ты меня не держи за полного злодея, с Лисовским я бы подождал до завтра… ну, пока у тебя как следует переварится свинья с апельсинами… но, понимаешь ли, мне позвонил Анисимов…

Выслушав полковника, Брызгалов понял его желание информировать своего подчинённого немедленно — не считаясь ни с местом, ни со временем.

"А Витёк-то — а?! Теперь ему что: то ли устраивать втык за самодеятельность, то ли объявлять благодарность — нарыть двух свидетелей? И каких! Которые, поздней одиннадцатичасовой электричкой возвращаясь в город, встретили знакомого им Сазонова! Севшего в поезд в Здравнице! По сведениям со станции — в 23.15. Значит — новая версия? Значит, Сазонов во главе составленного им списка стоял недаром? Особенно, если учесть, что в городе Дениса Викторовича ни в четверг, ни в пятницу никто — ни друзья, ни любовница, ни соседка по квартире — не видел! В бегах? Или — тьфу-тьфу, чтобы не накликать! — уже отбегался?"

Однако размышления о новой версии Геннадию Ильичу пришлось отложить "на после" — сейчас, на данный момент, требовалось решить другое: возвращаться в город сегодня, чтобы с утра, не теряя ни минуты драгоценного времени, лично заняться поисками Сазонова — или заночевать в Дубках? Чтобы всё-таки, вопреки обстоятельствам, дослушать рассказ Яновского о причинах его ссоры с другом. Конечно, хотелось последнего: расслабиться, понемногу потягивая лёгкое сухое вино и болтая о разных разностях с интересным, умным и, главное, приятным собеседником. И конформистски настроенный участочек брызгаловского сознания старался вовсю, вкрадчиво нашёптывая майору: "Чего уж, Геннадий Ильич, останься! Выпил ты сегодня уже порядком, за руль садиться нельзя, общественного транспорта в Дубках не существует — как, любопытно, думаешь добираться домой? И потом: о ссоре Яновского с Бутовым разве тебе не интересно узнать как можно подробнее? Разве не важно — из первых уст? А ведь Андрей Игоревич сегодня — да! Настроен на откровенный лад. А через день или два? Можешь ручаться, что он не передумает? Не начнёт темнить?

Однако другая — нонконформистская — часть сознания ехидно подзуживала: "Костенко — и то! Раскопал свидетелей! А ты? Гипотезы, версии, измышления — какого чёрта! Пока, прохлаждаясь в Дубках, будешь пьянствовать с Яновским, Сазонов-то твой — тю-тю! Или ударится в бега, или забьётся в такую щель! Если — не хуже что! Геннадий Ильич, опомнись! Немедленно возвращайся в город!"

Борьба конформизма с нонконформизмом в сознании Геннадия Ильича продолжалась минут, вероятно, пять — победили, как у майора обыкновенно бывало в подобных случаях, ответственность, чувство долга и следовательский профессионализм.

В город Брызгалов смог попасть только за полночь — с помощью одного из умеющих водить охранников Аллы Анатольевны.

Лидочка, убрав в квартире и не дождавшись звонка майора, ночевать не осталась, что в настоящий момент не слишком разочаровало Геннадия Ильича: суета, алкоголь, нервное напряжение — мысль о "постельных подвигах" он бы сейчас не назвал удачной. Перекормленный Барсик — а Лидия Николаевна, подлизываясь к наглому котяре, в отсутствии майора потчевала его нисколько не сообразуясь с медицинскими показаниями — лишь лениво приоткрыл левый глаз и, самодовольно мурлыкнув, заснул опять, по-хозяйски развалившись на единственном мягком кресле.

Утром, опохмелившись двумя рюмками водки, Брызгалов первым делом связался с Андреем Степановичем Гавриковым — упросив эксперта пожертвовать выходным днём и съездить в Дубки на вскрытие. Затем набрал номер Анисимова — говорил ли он сам с костенковскими свидетелями, и что предпринято для поисков музыканта? Оказалось, что сам Юрий Викторович ни с Прохоровым, ни с Кондратьевым — почётными потомственными гражданами-алкоголиками их богоспасаемого Града — не имел чести вести беседу, однако лицезреть их скоро надеется, ибо Виктор Костенко обещал сих хануриков доставить в управление к десяти часам: трезвыми и, по возможности, побитыми не сильно. А вот с Сазоновым — хуже. Костенко свидетелей его возвращения из Здравницы обнаружил в общем-то случайно — допрашивая официантку в ресторане "Золотой якорь" — и как ни заторопился, понимая значение своего открытия, но пока их нашёл (более мычащими, чем разговаривающими), доставил в своё линейное отделение милиции, с помощью холодной воды и, увы, кулаков немного отрезвил, пока пробовал разыскать Сазонова, рабочий день давно кончился. Так что к нему, к Анисимову, старший лейтенант обратился в районе двадцати часов: плюс, минус десять минут.

Переговорив с Анисимовым, Геннадий Ильич сварил кофе — есть после вчерашних возлияний ему совсем не хотелось — и, накормив Барсика, отправился в райотдел. В нерабочий день в их непритязательном двухэтажном строеньице было, как всегда по выходным, малолюдно и тихо. Прежде, чем пройти в свой кабинет, майор завернул в соседний, где временно разместился откомандированный из прокуратуры следователь Анисимов.