Леонид Мендельсон - Пятый угол

- Не думаю, что в состоянии сообщить вам что-нибудь полезное. Насколько мне известно, он отбыл около шести часов вечера, а мы с мистером Кимом, мужем Беверли, в это время находились в моей комнате на втором этаже дома. Так что, ни о ком другом я сообщить ничего не могу.

- Меня интересуют любые, даже самые незначительные детали, замеченные вами, в том числе и в другое время.

По усмешке, тронувшей губы собеседника, комиссар догадался, что было не столь трудно, о его мысли: подталкивание к стукачеству или, интеллигентнее, к сотрудничеству с органами.

- Мое положение в семье, особенно после случившегося, оставляет желать лучшего, поэтому, стараюсь, как можно меньше контактировать с кем-либо. Сожалею, но ничем не могу вам помочь.

«Вот семейка! И этот коммунист туда же! — с раздражением подумал Сэм. — Тряхнуть бы его как следует, да только себе дороже выйдет.»

- Известно ли вам, что сокрытие важных для следствия фактов есть нарушение закона и подлежит наказанию?

- Да, комиссар, известно. Но мне также известно, что даже в отношении подозреваемых в совершении преступления существует такая мелочь, как презумпция невиновности. Тем более что я, как вы меня предупредили, — только свидетель.

- Мистер Вольский! Вы здесь не для того, чтобы учить меня. — Сэм чувствовал, что излишне горячится, но остановиться не мог.

- Ни в коем случае, комиссар. Я лишь хочу напомнить, с вашего позволения, что являюсь потерпевшей стороной, поскольку утерян важный для меня финансовый документ. До настоящего времени могу только констатировать, что английская полиция в полном неведении относительно его местонахождения.

Наступила полная тишина, и двое возбужденных, раскрасневшихся мужчин замерли на несколько секунд, ожидая очередного выпада друг от друга. Первым прервал паузу комиссар.

- Между прочим, мистер Вольский, ваше заявление бездоказательно. Никто, включая вас, не видел этого документа. Существует лишь предположение, что он был, чего явно не достаточно для предъявления претензий к полиции.

- Тем не менее, согласитесь, что для вас основная версия смерти мистера Моррисона связана именно с завещанием моего дяди. Я хочу подчеркнуть, что вы сами считаете вполне вероятным такое развитие событий.

«Господи, как он действует мне на нервы со своей логикой!» — злился Сэм.

- Можете не сомневаться, Скотленд-Ярд достаточно квалифицированно ведет расследование, и вы будете ознакомлены с его результатами.

- Спасибо. Должен уведомить вас, что истекает срок моего пребывания в Англии, и я улетаю в Москву.

- Нет, мистер Вольский, вам придется задержаться до выяснения всех деталей; вопросы с визой и советским посольством мы решим сами.

Когда Наум уже стоял у двери, комиссар остановил его:

- Может быть, маленькой компенсацией за все неудобства будет тот факт, что шахматы, которые хотел подарить вам покойный адвокат, не утеряны. Пока они находятся в Оксфорде, но позвоните мне завтра-послезавтра, и я смогу передать их вам.

«Вероятно, этот господин хочет еще что-то сказать, потому что стоит у двери», — подумал Сэм, но не поднял головы, давая тем самым понять, что разговор закончен.

ГЛАВА 11

Уже битый час Сэм ворочался в постели, а сон все не шел — то ли переутомление от длительного и напряженного дня, то ли обильный ужин с вином и гостями по случаю их юбилея с Саррой, а, скорее всего, — и то, и другое. Он уже пытался считать до ста, до тысячи, сосредотачивался на приятных и спокойных воспоминаниях, но все безрезультатно. Мысли возвращались к беседе с начальством, к словесной перепалке с этим русским, затем останавливались на старой зануде Хаккете — сколько же энергии и времени необходимо потратить, чтобы вытащить его из апартаментов! Завтра еще раз придется его ублажить, но, как говориться, игра стоит свеч: глазомер и чутье Поля отменны, а авторитет — непререкаем.

Но все-таки самой большой неожиданностью, перебившей покой и сон, стало далекое воспоминание Сарры. Они уже лежали в постели, Сэм блаженно погружался в покой, а супруга, подложив ладони под голову, вела тихий монолог:

— Сэм, а помнишь, как нам было хорошо вдвоем? Ты был такой нежный, внимательный и… настойчивый каждый вечер! Сколько мы там пробыли — две, нет, почти три недели! Я хорошо помню этот домик с брусчатыми, пахнущими смолой стенами, стол на таких толстых ногах, словно он предназначался в качестве пьедестала для танка, дворик со старым колодцем. А помнишь, сколько мы гуляли? Виндзор, Итон, Слау; река, тишина. Но возвращались мы в наш Сток-Поджес, в теплый домик. Ты помнишь этот смешной памятник Грею?

«Что она говорит? Что смешного в памятнике? О чем стучит этот колокол, вытаскивающий из блаженной дремоты? Сток — Поджес, Сток — Поджес, Сток — Поджес…»

Последние остатки несостоявшегося отдыха слетели с ощущением холодного пола; Сэм в темноте пытался нащупать тапочки, но один, как назло, задвинулся под кровать. На кухне, не зажигая света, он раздвинул шторы на окне: звездное, чистое небо, редкий свет в соседних окнах. Где-то там, юго-западнее, в его родной конторе не спит дежурный. «Позвонить сейчас? Нет, не стоит. До утра терпит. Как же мы все так опростоволосились? Клюнули на первого попавшегося живца — район Сток-он-Трент- лишь потому, что в машине обнаружились кусочки характерной глины? Или потому, что маршрут был более естественный: Сток-он-Трент — Лонг-Кемптон — Оксфорд? И слова одного из парней в пабе: «До Стока ехать еще далеко?» Короче, оплошность на уровне начинающего сержанта.

- Сэм, ты плохо себя чувствуешь? — Сарра стояла в дверях в ночной рубашке.

- Нет, все в порядке. С головой плохо.

- Болит?

- Нет, стала совсем дурной.

Поспать удалось не более трех-четырех часов. И утром, входя во владения Хаккета и услышав его брюзжание, комиссар не выдержал обычного ритуала:

- Послушай, Поль, сегодня у меня нет здоровья с тобой воевать. Дай таблетку от головной боли, и поехали.

Половину дороги комиссар молчал, закрыв глаза. Боль уходила потихоньку, но голова оставалась тяжелой, и мысли ворочались в ней соответствующие. Хаккет ерзал на соседнем кресле, но, трезво оценивая состояние коллеги, не решался начать беседу, хотя вопросы у старого криминалиста имелись, особенно один, который должен очень «понравиться» этому «великому Скульптору»: «Какого хрена он очухался только сегодня, через несколько дней? Кто бы другой допустил подобное — получил бы солидную взбучку от самого Шоу, а тут — сам себе барин».

Уже показались пригороды Оксфорда, когда комиссар, наконец, заговорил:

- Нас ждет эксперт с фотографиями и другими материалами — тот самый специалист, что первым работал на месте преступления. Могу тебя уверить, что все восстановлено в первоначальном виде, так что не беспокойся и не задавай вопросов. Должен также признаться, что уже при первой экспертизе возникло подозрение, что смерть Моррисона наступила от удара головой об один из выступающих камней.