Фаниль Галеев - По следам призрака

Сын молча и нахмуренно слушал грозную исповедь матери. Темно-синие глаза его были опущены, смотрели вниз.

— Пришел он в тот день домой с синяками да с шишками, — продолжала она. — Вы думаете, я слезы стала проливать? Много чести! Палку в руки… Вот так! — Она сделала выразительный жест, со злостью резанув рукой по воздуху.

— Сердца у вас нет! — подала опять голос Хорькова.

— Зато у тебя оно слишком большое, еле в груди умещается! — мгновенно огрызнулась Лыкова. — Ты вон вырастила дылду…

— Тише, тише! Здесь не место для перебранки, — решительно остановил их председательствующий и сказал уже более спокойно, обращаясь к Лыковой: — Вы хотите уверить нас в твердости своих позиций. Однако ваш сын длительное время нигде не работал. А ведь он окончил ГПТУ…

— Это уж не его вина, уважаемые судьи, — вызывающе вытянула вперед голову Лыкова. — Как кончили ГПТУ, других-то кого на завод, кого на фабрику определили, а Витю моего на стройку, на самую городскую окраину. Мало того что ездить за десять верст, но и зарплата — кот наплакал, ни премий, ни других поощрений. А если зашибет его там краном или еще чем?

— Не вижу никакой логики в ваших суждениях, — нахмуренно произнес председательствующий. — Говорите о каких-то премиях, кранах… Такие, как ваш сын, между прочим, в недалеком прошлом КамАЗ строили, сейчас БАМ тянут через всю Сибирь…

Он хотел сказать еще что-то, но лишь вздохнул сумрачно и обронил, не поднимая взгляда:

— Садитесь…

Допрос законных представителей на этом был окончен.

Давлетшин взглянул на часы. Шел уже третий час судебного следствия, а происшедший в Летнем саду инцидент еще даже не обрел своей полной ясности.

И вот в зале судебного заседания появился главный свидетель. Это был почтенного возраста человек, бледный, морщинистый, с усталыми серыми глазами и седой хорошо сохранившейся шевелюрой. Какой-то вялой, немощной походкой он подошел к стойке и остановился, взявшись за нее обеими руками. Сквозь усталые глаза его пробивалась тревога.

— Ваша фамилия, имя, отчество?

— Крылов Александр Иванович.

Председательствующий смотрел на него внимательным, пристальным взглядом.

— Вы вызваны в судебное заседание в качестве свидетеля и обязаны говорить здесь только правду. За дачу ложных показаний или отказ от дачи показаний предусмотрена уголовная ответственность. Вам ясно?

— Да.

Секретарь протянула ему бланк:

— Вот, распишитесь, пожалуйста!

Крылов суетливо и неловко расписался. Руки его при этом не слушались, дрожали.

— Расскажите, что с вами произошло в Летнем саду семнадцатого июня? — задал вопрос председательствующий. Сам, расслабившись, откинулся на спинку кресла.

Крылов с какой-то опаской повел глазами, небрежным размашистым движением вытер рот и начал тихим жалобным голосом, точно был не свидетелем, а подсудимым:

— Ну, что тут… Зашел я после работы в пивную, что за мостом, недалеко от сада, друзей там встретил. Сначала опорожнили бутылку белой на троих, а потом принесли еще бормотухи…

— Что, что принесли? — не расслышал председательствующий.

— Бутылку белой сначала опорожнили, говорю, а потом еще две бормотухи… две бутылки вина, стало быть. Ну, и пивком побаловались. Захмелел я тогда изрядно. Помню только, иду домой через какой-то сад, а навстречу четверо ребят. Я, как стал проходить мимо них, споткнулся, значит, и упал…

— Одну минуточку! — вежливо остановил его председательствующий, — Споткнулись… В своих первоначальных показаниях, данных во время предварительного следствия, вы говорили, что один из ребят подставил вам ногу…

Свидетель замялся, засуетился и как-то невольно повернулся туда, где сидели Хорькова с сыном.

— Ну, как сказать… Я уже и не знаю… Тут всякое можно… Шел, видать, и споткнулся о его ногу. Разве не случается?

— Случается всякое. Но нас интересует конкретно, как было там, в саду… Вы нечаянно споткнулись о ногу проходившего или же он подставил ее нарочно, чтобы вы упали?

Свидетель долго морщил лоб, кривил губы, не зная, что говорить, и наконец сказал с мучительным вздохом:

— Ну, говорю же вам, споткнулся, споткнулся я о его ногу и упал. Не понятно разве? Они мне навстречу. Сошлись, значит, на дороге, и я споткнулся…

— Ладно… — холодно произнес председательствующий. — Рассказывайте дальше.

— Ну так вот. Упал я, стало быть, а эти ребята остановились и стали поднимать меня…

— Один поднимал или все разом?

— Один. Вот этот. — Он повернулся и показал на Хорькова. — Я сначала-то не сообразил, что к чему, брыкаться стал, а потом вижу, ребята с добром ко мне, размяк совсем, расплакался даже, кажись. Растрогало меня…

В зале послышался смешок, и Давлетшин заметил, как Хорькова беспокойно заерзала на стуле. Свидетель, видимо, поняв, что переборщил, поспешил поправиться:

— Ну, может, и не растрогало, а чуток за душу задело…

Подсудимый сидел молча, казалось, даже не слушал, а размышлял о чем-то отдаленном, не касающемся ни его судьбы, ни того, что здесь происходило. Лишь изредка глаза его сужались, становились суровыми, неподвижными.

— Поднимают они меня, стало быть, — продолжал свидетель, — а тут подходит этот парень… — Он украдкой взглянул на подсудимого. — Подошел и начал говорить что-то неладное тем ребятам. Что говорил, не помню уж, но не совсем нужные слова, кажись… А потом слово за слово — и драка меж ними началась. Кто кого бил — тут мне не до них уж было. Вскочил я — и наутек скорее, пока голова, думаю, цела. Бежал, бежал, а потом плюхнулся в какую-то канаву. Там меня и нашла милиция…

Председательствующий опять с холодком посмотрел на свидетеля, полистал лежавшее перед ним уголовное дело и сказал, показывая на открытую страницу:

— Во время первого допроса вы утверждали, что после того, как упали, один из ребят, Хорьков, как выяснилось позднее, стал обыскивать ваши карманы, ударил вас, когда вы начали кричать… Правда, потом вы от этих показаний отказались, стали говорить совсем другое… Но все же, где истина?

Крылов опять раза два повернулся к Хорьковой, прежде чем что-либо произнес после небольшой паузы:

— Ну, в первый раз это так… по пьянке…

— На допросе вы были трезвы!

— Что трезвый был, это верно, но вы знаете, граждане судьи, что похмелье иной раз хуже всякого опьянения на разуме сказывается. Пока одумаешься да соберешься с мыслями… А если говорить по правде, не бил меня никто и не обыскивал.

— Таким образом, правильными являются ваши последние показания?

— Последние. А то как же? Последнее слово всегда верное!

— Будут к свидетелю вопросы?

Давлетшин промолчал. И тут медленно, словно вырастая из-под земли, поднялся адвокат Хромов.