Николай Новиков - Мерцание золотых огней

Сто грамм чистого спирта притупили тоску в душе Лавренть ева, но распалили ярость в его груди. Значит, родственники? Трудно себе представить родственников из Ярославля, или Средней Азии, или с Кавказа, которые, ввалившись в квартиру, стали бы орать, визжать и смеяться!

Мрачно усмехнувшись, Вадим нажал кнопку звонка.

Дверь открыла раскрасневшаяся Женя и замерла, уставившись круглыми глазами на своего жениха. Улыбка медленно гасла на её губах.

- Это ты?... - пробормотала она, отступая в глубину прихо жей. Вадим, но я же тебя предупреждала, что сегодня не могу... Зачем ты пришел?

На ней были голубые просторные джинсы и розовая блузка, которая с правой стороны вылезла из джинсов. Вадим внимательно посмотрел на Женю. Лихорадочный блеск её глаз и нездоровый ру мянец на щеках, а также сладковатый дым марихуаны говорили о том, что девушка не просто пьяна.

- А кто это к нам пожаловал такой серьезный? - из-за спины Жени высунулась лохматая физиономия с мутными глазами.

- Вадим Павлович Лаврентьев, жених этой дамы, - недобро со щурился Вадим. - Сейчас познакомимся поближе.

- Эй, бандиты, - крикнул "родственник". - К нам Лаврентий Павлович пожаловал, собственной персоной!

Пьяные голоса в гостиной принялись громко обсуждать это известие.

- Вадим!... - крикнула Женя. - Погоди, мой хороший, не горя чись, я тебе сейчас все объясню. Все-все! - она протянула к нему руки, намереваясь обнять, но Вадим решительно отодвинул её в сторону.

Он шагнул вперед и, не замахиваясь, всадил кулак в челюсть лохматому "родственнику".

- Запомни, меня зовут Вадим Павлович, а не Лаврентий Пав лович, сказал он парню, который вряд ли мог его услышать, рас тянувшись на афганском ковре ручной работы.

- Вадим! - закричала Женя.

Из гостиной высыпали остальные "родственники". Да много же их там было, человек десять! Парни сообразили в чем дело и ри нулись на Вадима с кулаками, не обращая внимания на истошные требования Жени остановиться и прекратить безобразие.

Вадим несколько раз легко ушел от ударов, уложил двух наи более горячих парней и, наверное, успокоил бы таким образом других "родственников", но, оказавшись в гуще гостей, увидел перед собой испуганное лицо девчонки, дернулся вправо - и там была девчонка, готовая завопить от ужаса. Не драться же с ними! На какое-то мгновение Вадим потерял ориентировку и этого оказа лось достаточно для того, чтобы получить по голове бутылкой и свалиться на пол. Терпкая, красная жидкость залила лицо. Вадим понял, что в бутылке было вино, скорее всего - "Хванчкара". И тут же острый носок туфли - женской туфли! - ударил его по реб рам.

Женя завопила с такой силой, что гомон в прихожей стих. Залитое красным вином лицо Вадима заставило воинственных "родс твенников" испуганно отшатнуться. Вино было похоже на кровь. А столько крови - это уже серьезно.

- Он сам ворвался к нам и начал махать кулаками, - глухо сказал кто-то.

- Дурак! Дурак! Пошел вон! - кричала Женя, опустившись на колени перед Вадимом. - Вадик... Вадик, ты живой?..

Лаврентьев поморщился, ощупал свой затылок - шишка была приличная, но голова цела. Спасибо, что полной бутылкой шарах нули, пусто и убить могли бы. Он медленно поднялся на ноги, усмехнулся, глядя на присмиревших "родственников".

- Кто из них - твой? - с угрозой спросил Лаврентьев. - Я хо чу поговорить с ним. Даже если их несколько - пусть объявятся сами. Или я буду разговаривать со всеми подряд мужиками. К да мам большая просьба - уйти в комнату, - он смахнул ладонью капли вина с лица. - И не бить лежащего ногами. Не женское это дело.

Женя тоже вскочила на ноги, вцепилась в его плечи.

- Хватит, Вадим, прошу тебя, хватит! Умоляю, ты слышишь, Вадим?! Пойдем в ванную, я умою тебя, дам папину рубашку... Ты совсем свихнулся, испортил нам вечер!

Лаврентьев внимательно посмотрел на нее, потом вынул из кармана носовой платок, старательно вытер лицо, куртку, наглухо застегнул "молнию" на куртке.

- Значит, испортил вечер, да? - переспросил он.

- Это же мои однокурсники, я не хотела тебе говорить... Мы тут дурачились, веселились, курили... Сегодня был последний за чет, и мы решили собраться... Ну, Вадик! Почему ты не веришь мне? Если хочешь, можешь остаться. Это не мои парни, это просто друзья, понимаешь? Однокурсники. Оставайся, Вадик, я тебя со всем познакомлю...

- Ты же знаешь, как я отношусь к тому, что ты куришь вся кую гадость.

- Знаю, знаю, это в последний раз, честное слово. Ты оста нешься? Я тебе чистую рубашку дам...

Ну да, конечно, чистая рубашка... Они тут дурачились, ку рили "травку", а он этого не одобряет, не понимает, и вообще, приперся не вовремя...

Вадим сунул смятый платок в карман, опустил голову.

- На операционном столе умер человек, - глухо сказал он. - Сердце не выдержало. Это была первая моя операция... Не обра щайте внимания, ребятки, веселитесь дальше.

И вышел из квартиры, тщательно закрыв за собою дверь.

Вадиму всегда было трудно спорить с отцом. Он слишком ува жал его, к тому же, Павел Сергеевич Лаврентьев был человеком жестким, решительным, а с его доводами трудно было не согла ситься. Сегодня же не было никакого настроения возражать отцу после всего, что случилось. Не надо было говорить, что собира ется бросить ординатуру, но теперь уже поздно об этом жалеть. Для отца такие заявления - как красная тряпка для быка.

- Видишь ли, Вадим, причины, вернее, одна причина, побуж дающая тебя сделать такой шаг, мне ясна. Я также понимаю логику твоего мышления. Но, черт побери, это же логика слабака! Чело века, который пасует перед первым же серьезным испытанием! А я всегда считал, что мой сын не из таких!

- Ты не прав, папа, - пробормотал Вадим. Он сидел в кабине те отца, откинув голову на спинку глубокого мягкого кресла и с равнодушным видом разглядывал потолок, на котором черным пау ком расползалась тень от хрустальной люстры. - Может быть, приз наться себе, тебе, маме, всем, что я совершил ошибку, поступив в медицинский, это не слабость, а что-то прямо противоположное.

- Разумеется, признать свою ошибку, в любом случае, не слабость! резко сказал Павел Сергеевич Лаврентьев. Он снял оч ки, принялся протирать стекла специальной мягкой тряпочкой. - Но спасовать перед первой же трудностью - это не просто слабость, но ещё и глупость! А в данном случае я вижу именно такой пово рот событий.

- Мне и раньше не хотелось быть хирургом, папа. Просто я пошел по пути наименьшего сопротивления, твое любимое выраже ние.

- Ты сейчас собираешься идти по этому пути, - проворчал Па вел Сергеевич, надевая очки. - Почему ты хочешь бросить ордина туру именно теперь? Потому что впервые столкнулся со смертью человека во время твоей операции. Кстати, я говорил с Шамилем Фатиховичем, твоей вины здесь нет. Но я не об этом. Поражает, что мой сын раскис, опустил руки, сдается!