Марк Олден - Женщины для развлечений

Что же до "Роузбада", то он не был у миссис Дартиг главным источником дохода. Магазин позволял ей показывать налоговой инспекции законные поступления, а также ездить за границу, якобы в поисках новых дизайнеров. Да и респектабельности придавал, в то же время скрывая её тайную жизнь и действительное происхождение её значительного, надо сказать, дохода.

Больше всего миссис Дартиг зарабатывала торговлей белыми рабами. Под псевдонимом "Мистер Фокс" она продавала сексуальных рабов - тинэйджеров и молодых взрослых - богатым покупателям со всего света. Раз в год она проводила аукцион, на котором продавались самые привлекательные рабы. Следующий такой аукцион планировался в Нью-Йорке меньше чем через три дня.

Она "захватила" "Лесли Фаундэйшн", небольшую благотворительную организацию, которая занималась детьми - сбежавшими из дома и теми, с кем дома обращались плохо. Как и магазин одежды, благотворительная организация помогала Ровене "отмывать" деньги, полученные от торговли белыми рабами. Среди других, кто прятал здесь крупные суммы денег, был и Пак Сон.

"Лесли Фаундэйшн" предоставляли миссис Дартиг также и рабов. Благотворительность оказалась прекрасной маской.

Эту часть своей жизни она скрывала от Майкла, а он и не догадывался ни о чём - но не за ясный же ум взяла она его к себе. Только святые умеют хранить секреты, а муж Ровены святым не был. Насколько он знал, она жила за счет магазина. А за границу ездила, чтобы отыскивать новые таланты и продавать товары "Роузбада" иностранцам.

Поговорив по телефону с лордом Кинсмэном, она подошла к алькову в спальне, где на полочках располагалась коллекция старинных часов. Одни из них, серебряные часы Фаберже, стоили дороже всех остальных вместе.

Пак Сон отдал ей эти часы несколько месяцев назад в обмен на очаровательную девочку из Австрии. Миссис Дартиг уже не помнила имя этой девочки, но, зная страсть Сона к кровопролитию, считала само собой разумеющимся, что милой крохотульки давно нет в живых. Фаберже тем временем удвоился в цене, а это уже деньги в банке. Счастье за деньги не купишь, но всё остальное - пожалуйста.

Она попросила Пака Сона привезти ей некую дорогую вещь из Рима, в зачёт той американской девочки, которую он собирался купить у миссис Дартиг и её американского партнёра, Бена Дюмаса. Девочку, Тоуни, тщательно хранил сейчас в Нью-Йорке Дюмас. По фотографиям она знала маленькую мисс Тоуни, уверенную в себе голубоглазую красотку с золотистыми волосами, чуть насмешливую - многие мужчины находили эту чёрточку совершенно неотразимой.

Копии этих фотографий, отправленные Сону в Южную Корею, возбудили его настолько, что в телефонном разговоре с миссис Дартиг он едва был способен на членораздельную речь. Естественно, теперь миссис Дартиг могла делать с ним всё что угодно.

- Четверть миллиона долларов, - назвала она ему цену. - Хватай мгновение, дорогой, иначе Тоуни пойдёт на аукцион.

- Я хочу её. Продайте мне её немедленно.

- С радостью, милый мальчик. Двести пятьдесят тысяч, и она твоя.

У Сона голос повысился на октаву.

- Вы сошли с ума? Я дам сто тысяч долларов, столько я ещё ни за одну из этих девок не платил.

- Не люблю, когда со мной торгуются, ибо это означает, что меня хотят обмануть.

- Сто двадцать пять тысяч. Я хочу эту девочку.

Миссис Дартиг помолчала.

- Дорогой, ты помнишь генерала Абуджу, этого маленького нахального нигерийца, который истратил небольшое состояние, но так и не сумел приохотить Англию к бою быков? Так вот, он пристаёт ко мне уже несколько месяцев, просит, чтобы я нашла ему именно такую штучку, кого-нибудь вроде Тоуни. Есть ещё некий итальянский князь, у него ужасно тесные связи с Ватиканом. И нужно ли говорить, сколько найдётся богатых арабов, которые рады будут сожрать этого сладкого ребёнка. Позволь мне выразиться так: если она пойдёт на аукцион, я начну торги с двухсот тысяч. Поэтому для тебя покупка получается выгодная, в общем.

Пак Сон с этим не согласился.

- А я говорю, что вы в этом деле слишком прижимисты. Не надо забывать, что вы в прошлом сделали на мне много денег.

- Я бы не заработала эти деньги, о которых ты говоришь, если бы не обеспечивала свою сторону сделки. Никто же тебе пистолет к виску не приставил, милый мальчик. Можешь искать другие варианты.

Сон долго молчал. Потом заговорил уже другим тоном.

- Вы гениально умеете внушать людям, что у вас есть именно то, чего они хотят. Хорошо... Двести пятьдесят тысяч долларов.

- Дорогой, дешёвыми вещами и владеть не стоит. Половину денег, когда мы встретимся в Лондоне, вторую половину, когда Бен отдаст тебе девочку. Да, в Риме захвати пожалуйста кое-что для меня. Просто включи в цену девочки.

- О, вы бы и дерьмо из собственной задницы стали продавать, если б могли. Вывернули человеку карманы, а представили это так, будто он вас ещё и благодарить должен.

У Ровены Дартиг покраснело лицо. Она хотела сказать что-нибудь недоброе, что-нибудь чрезвычайно грубое, но вовремя вспомнила, с кем говорит, и просто закрыла глаза.

- Резкие слова, дорогой, - сказала она после паузы. - Но тебя ведь никто и не подозревает в излишней мягкости. Похоже, ты забыл, кто познакомил тебя с Беном Дюмасом, тем самым Беном Дюмасом, который снабжает тебя столь нужной для подделок бумагой.

Пак Сон фыркнул.

- Забыл? Вы же не дадите мне забыть.

- И этот же Бен Дюмас исследует твоих потенциальных клиентов, уберегая тебя от многих бед. Поноси меня, если тебе это так необходимо, но заплатить ты мне заплатишь.

Сон хохотнул.

- Вы сука и всё.

- Спасибо за комплимент, милый. А в Риме ты для меня возьмёшь вот что...

Ровена Дартиг покинула свой дом и села в ожидавшее её такси с радиотелефоном около семи вечера.

Машину заказала Морин, и она оказалась потрёпанным "Фордом" с разорванными сиденьями, полными пепельницами и загадочно дребезжащей задней дверцей. У миссис Дартиг от отвращения раздулись ноздри: для неё всегда было характерно болезненное стремление к чистоте.

Водителем был полный сикх лет пятидесяти в оранжевом тюрбане и длинном пальто, нелегальный иммигрант, очень недовольный первой в его жизни английской зимой. Он ругался на пенджабском, сообщая диспетчеру местоназначение миссис Дартиг, обругал и холодный дождь, затрудняющий движение по всему Лондону.

На заднем сиденье Ровена Дартиг, скрывая глаза за тёмными очками, сидела положив рядом довольно большую сумочку. Сумочка, дизайн которой принадлежал семнадцатилетней бельгийке, была сделана из пурпурной телячьей кожи, с шёлковой оторочкой, и хорошо продавалась в "Роузбаде". Она дополняла шубку миссис Дартиг, чёрную норку - Ровена не боялась носить меха, хотя активисты, борцы за права животных, вполне могли облить за это краской. Ровена не терпела никаких ограничений своей свободы и надевала мех при каждом удобном случае.