Александр Чернов - Волчица в засаде

— Сразимся?

Маленькие глаза Бахуса налились кровью. Он очертя голову бросился на меня. Здесь я в своей стихии. Я отклонился влево и вниз и из этого положения ткнул противника кулаком в лицо. Парень на мгновение потерял ориентацию, а я снова ударил его, на сей раз в живот. Я уже говорил: плевал Бахус на какие бы то ни было правила. Несмотря на то что в глазах у него прыгали зайчики и сперло дыхание, он нашел в себе силы нагнуться, поднять с земли увесистый сук, а потом, резко выпрямившись, наотмашь звездануть меня им по груди. Я заорал так, что эхо отозвалось на другом конце санатория, а бандит успел еще разок оттянуть меня дубинкой по плечу. Я снова издал вопль. Я тоже плюнул на правила и, изловчившись, ударил Бахуса ногой в промежность. У парня чуть не вылезли глаза из орбит. Крякнув, он с шумом втянул в себя воздух, выпустил дубинку из рук и чуть присел. Готов! Можно было бы, конечно, пойти на добивание противника, врезать как следует ногой по щекастой физиономии, но это было уже лишним. Я шагнул к парню, покрепче обхватил его руками и, слегка приподняв, бросил на землю. Бахус упал, как мешок с соломой. Я присел, уперся коленом в грудь поверженного противника и с силой надавил. Бахус заболтал руками и ногами, будто паук, пришпиленный к дощечке.

— Чего тебе нужно? — прохрипел он.

— Я хочу знать, где ты провел ночь после того, как вместе с приятелями ушел от Чака?

Каким бы Бахус ни был сдержанным, он не смог скрыть своего удивления.

— Это еще тебе зачем? — прохрипел он, округляя глаза.

— Хочу твое алиби проверить, — заявил я.

У бандита стали восстанавливаться силы. Он неожиданно дернулся, пытаясь вырваться, но я был начеку. Я отвел назад кулак и, целясь в голову противника, прошипел:

— Только пошевелись, гад! Размозжу к чертовой матери башку.

Парень затих. В его глазах были боль и ненависть.

— Я тебе ничего не скажу, — процедил он сквозь зубы.

Я стал усиливать давление коленкой, однако больше ничего не добился. Бахус не произносил ни слова, а только все сильнее и сильнее стискивал зубы. Это был не Штырь. Не тот характер. Я бы мог его убить, но он бы так ни в чем и не сознался. Продолжать разговор в том же духе было бесполезно, и я сдался. Я оттолкнулся от плеч бандита руками и рывком встал.

— Зря ты артачишься, — сказал я, переходя на задушевный тон. — Я же тебе помочь хочу, оправдать тебя перед твоими же корешами. В вашем дружном воровском коллективе завелась крыса, которая уперла ваш барыш. Я хочу вычислить ее, а ты упираешься. Совесть, что ли, нечиста?

Бахус был унижен. С хмурым видом он сел на земле, стряхнул с рукавов куртки налипшие листья и, не глядя мне в глаза, угрюмо сказал:

— Бабки взяла Элка.

Я боялся, что бандит вообще замкнется, откажется со мной говорить, а потому то, что он пошел на контакт, весьма меня обрадовало.

— А если не она? — подхватил я. — Вдруг деньги взял кто-то из вас: ты, Арго или Зинка. Если кто-то из вас подсыпал Чаку и Элке в вино снотворное, а потом вернулся, убил Чака и взял деньги?

Я намеренно обошел вниманием персону Штыря, рассчитывая заинтересовать этим фактом Бахуса. Бандит попался. Он поднял глаза и с плохо скрываемым любопытством произнес:

— А почему только мы трое? Штырь что, у тебя на особом положении?

Чтобы не возвышаться над поверженным врагом, я присел рядом с ним на корточки.

— Штыря я уже проверил.

— Ну и что?

Я развел руками:

— Чист оказался. Штырь не возвращался. Он всю ночь играл у Генки Дудника дома в карты. Заика подтвердил. Очередь за тобой, Бахус! Коль тебе нечего скрывать, скажи, где ты провел ночь с воскресенья на понедельник, я проверю твое алиби и, если оно подтвердится, отстану от тебя. Но если ты будешь молчать, я решу, что именно ты «скрысятничал» и спер у своих бабки, а теперь всю вину пытаешься свалить на бедную девушку, которая, между прочим, опоенная ликером и снотворным, всю ночь проспала рядом с мертвым Чаком и ни про какие деньги знать не знает.

Бахус задумался. Крепко задумался. Он даже почесал затылок и наконец капитулировал.

— Дома я был, — произнес он тихо.

Сдерживая чувство торжества, я спросил:

— Кто может подтвердить?

— Мать. Больше некому. Мы с ней вдвоем живем.

Я несколько мгновений раздумывал над тем, как сформулировать свой вопрос:

— Ты вот что скажи мне, Коля: когда ты пришел в тот день домой, что делал? В общем, вспомни яркие, запоминающиеся моменты. Ну не мне тебя учить. Самого небось не раз допрашивали да на очные ставки вызывали, так что без моих советов, знаешь, что нужно говорить, чтобы твои слова совпали со словами твоей матери.

По лицу парня пробежала тень недовольства.

— Ты хочешь поговорить с моей матерью?

Я изобразил на лице недоумение.

— Конечно. Иначе как я узнаю, правду ты говоришь или нет?

Поколебавшись, Бахус медленно, с неохотой заговорил:

— Пришел я в воскресенье часов в одиннадцать вечера. Двери открыла матушка. Она накормила меня макаронами по-флотски, дала стакан киселя. После ужина кино сел смотреть. Показывали «Терминатор» со Шварценеггером. В середине фильма свет потух. Чего-то там, на подстанции, случилось. Пока в темноте искал свечку да спички, электричество дали. Ну, досмотрел фильм и спать пошел.

— Все?

— Все. А чего тебе еще нужно? — пробурчал парень.

Я оставил вопрос без ответа. Сведений, чтобы установить, действительно ли все то, что рассказал Бахус, происходило в его доме, где он бывает каждый день, именно в воскресенье, а не в другой день, было маловато. Но придется довольствоваться и этим.

— Матушка сейчас дома? — поинтересовался я.

— Дома, — парень повернулся набок и, опершись рукой о землю, встал. — Она в санатории техничкой работает, — сказал он и стал отряхивать от пыли и налипших листьев джинсы. — Смену в три часа заканчивает.

Я машинально взглянул на часы, был пятый час.

— Фамилия-то твоя как?

— Ефимов.

— А матушку как зовут?

— Надежда Васильевна.

— Ты подожди меня здесь, Бахус, — я встал с корточек. — Я переговорю с твоей матушкой и вернусь.

Парень с деланым безразличием пожал плечами и направился к большому дереву за ножом. Я же пошел к пролому.

Я открыл калитку, ступил во двор и, пройдя по развалившейся от времени на куски бетонной дорожке, поднялся на ветхое крыльцо веранды. Дверь оказалась приоткрытой, однако я входить не стал, а деликатно постучал в стекло веранды. Минуту спустя из дома вышла хозяйка. Мать Бахуса оказалась высокой сухопарой женщиной лет пятидесяти пяти. Женщина держала во рту шпильку и на ходу собирала на затылке в узел длинные, прямые темно-русые с проседью волосы. Увидев за стеклом веранды незнакомого человека, хозяйка удивилась. Она быстро заколола шпилькой волосы, открыла дверь и поинтересовалась: