Керен Певзнер - В поисках Голема

— Так что, читать доклад?

— Почему бы и нет? Только слово «реинкарнация» замени на что-нибудь другое. Не нуждались праведники в ней, ведь что такое реинкарнация? Это повторный возврат в мир живых, чтобы искупить прошлые грехи.

— Интересно…

Денис поднялся из-за стола и поцеловал меня:

— Езжай, Лерунь, развейся. Ты же не была в Праге: по Карлову мосту погуляй, в собор святого Николаса загляни — чудное барокко, а мне привези бутылку «Бехеревки». Только в центре города не покупай — там для туристов все в три раза дороже.

И я принялась собирать саквояж.

Билеты нам выдали прямо в аэропорту, за полчаса до вылета. В самолете, сразу же после того, как разрешили расстегнуть ремни, я достала лэптоп и принялась править перевод доклада. Карни и Ашер негромко переговаривались, сидя слева от меня. В руках Карни держала небольшую белую сумку со странными разводами.

— Симпатичная сумочка, — сказала я, чтобы как-то начать разговор.

— Из лягушачьей кожи, — ответила Карни, — Иосиф привез ее мне из Аргентины. Там водятся огромные лягушки, которых разводят именно для сумок.

Мне стало нехорошо, и я, отвернувшись, застучала по клавишам лэптопа.

— Карни, давай решим несколько процедурных вопросов, — сказала я, когда закончила редактировать. — Мне нужно сказать несколько вступительных слов о твоем муже, а я о нем ничего не знаю. Кто он, чем занимался, какая у него связь с этим обществом? Может, расскажешь о нем? А то, кроме того, что он был адвокатом, я ничего не знаю.

— О! Это был необыкновенный человек! — воскликнула Карни, а Ашер, сидящий у иллюминатора, незаметно поморщился. — Интересный, обаятельный. Ему никто не мог дать его возраста, несмотря на его трудную юность — он же был в Терезине, представляешь! Он чудом спасся, и у него был наколотый номер на предплечье.

— Он был адвокатом по уголовным делам?

— Не только. Играл на бирже, организовывал добровольные общества, издал несколько книг за свой счет — описывал свои путешествия по разным странам. О Чехии тоже есть, жаль, я не догадалась захватить с собой.

— У вас есть дети?

— К сожалению, нет. Иосиф был женат четыре раза, и ни в одном браке у него не было своих детей. У второй и третьей жены были свои дети, но у меня не было. Сначала я очень хотела, а потом как-то перестала.

— А у первой?

— Что у первой? — не поняла Карни.

— Ты сказала, что у второй и третьей жены были дети. А как с первой женой?

— Не знаю. Иосиф говорил, что она была чешкой и пропала в лагере. А почему ты спрашиваешь?

— Хочу знать, есть ли еще наследники, кроме тебя?

— Даже если бы и были, — Карни пожала плечами. — Ну и что? Ведь Иосиф был адвокатом и составил такое завещание на меня, что хоть все жены придут — ничего им не достанется. И вилла, и обстановка, и машина — все мое и делиться я ни с кем не намерена.

Над креслами зажглась надпись «пристегните ремни» и самолет пошел на посадку. Мы летели над серебристой Влтавой, внизу зеленели поля, среди которых терракотовыми прямоугольниками выделялись черепичные крыши домов. Это так было непохоже на пейзаж моей страны, что я загляделась и даже не заметила, как самолет плавно опустился на землю. Пассажиры захлопали в ладоши.

Когда мы получили багаж, я спросила:

— В какой гостинице мы остановимся?

— «Олимпик», — ответил Ашер. — Это четыре звездочки.

— Почему не пять? — капризно спросила Карни. — Я привыкла только к пятизвездочным гостиницам.

— Я взял то, что было. Сейчас туристический сезон, и за два дня выбирать не приходится.

— Надеюсь, наши номера будут рядом? — поинтересовалась я.

— Нет, — Ашер смутился. — Дело в том, что не было двух свободных номеров, и я взял двухкомнатный люкс.

— Что? — воскликнули мы с Карни в один голос. — Мы будем жить все вместе?

— Турагент сказала, что люкс большой, места хватит всем. Она очень извинялась.

— Убить ее мало! — подытожила Карни, а я представила себе, как буду спать в проходной комнате, и меня передернуло. А еще если будет плохая изоляция… Люкс не люкс, а придется вспомнить студенческие годы и общежитие.

Я была так расстроена, что даже не смотрела в окошко такси на весенние пражские улицы.

Номер оказался просторным, с двумя туалетами, отчего я вздохнула спокойнее, и комнаткой для одежды — гардеробной с большим зеркалом, на котором Карни тут же разложила свою косметику.

— У нас мало времени, — заявила она, когда мы поочередно искупались и переоделись. Сейчас едем в центр, а к шести часам на заседание общества.

«Спокойно, Валерия, — приказала я себе. — Ты приехала не отдыхать, а работать. А выездная работа обычно ненормирована».

— Хочу поехать на метро, — заявила Карни, побросала косметику в белую сумочку с документами, и мы отправились на станцию «Инвалидовна», благо она была в двух шагах от гостиницы.

И тут передо мной выросла первая в Праге проблема.

Как начитанный человек, я за последние три дня всецело подготовилась к поездке в Прагу: прочитала о специальных компостерах, о суровых контролерах, размахивающих штрафными квитанциями, об автоматах по продаже билетов, продающих карточки на любой вкус: на 15 минут, на час, на день или на неделю. И что если я хочу сэкономить, то желательно покупать билет на неделю за 280 крон (самый дешевый стоит 8 крон, где-то около тридцати центов) и кататься на метро и трамваях в свое удовольствие. Я не прочитала только о том, как засунуть в щель автомата бумажную купюру. А мелочи, сами понимаете, у нас не было, в Праге мы находились первый час.

Мимо нас прошли две женщины, говоря по-русски. Я бросилась к ним и объяснила, что у меня небольшая заминка. Одна из них — крупная высокая чешка, с непередаваемым акцентом отчеканила хорошо поставленным голосом (как потом оказалось, она работала экскурсоводом): «Вы можете купить билет вон в том табачном киоске. Но я не советую вам приобретать недельный билет — это дорого. Вы же едете в центр, и будете там гулять до вечера. Значит, вам нужен билет за 8 крон туда и 8 крон обратно. Нет, я вам не могу запретить покупать билет за 280 крон, у нас в стране демократия и если вы желаете финансировать наше правительство, то делайте это, как вам заблагорассудится».

— Что она говорит? — спросила Карни. — Это по-чешски?

— Нет, ответила я на иврите, — дама говорит по-русски.

— Я же сказала, — обернулась Карни к Ашеру. — Это почти одно и то же. Я поняла слово «демократия».

После такого всеобъемлющего объяснения любезной пражанки, я немедленно купила восьмикроновые билеты, мы спустились вниз, и тут меня (а не Карни с Ашером) ждал очередной культурный шок: на остановившихся вагонах, выкрашенных в психоделические серо-оранжевые цвета, была табличка «Мытищенский вагоностроительный завод, 1983 год». Я вошла, и словно не было прошедших двадцати лет, я снова ехала в метро, держась за никелированный поручень, и ждала, когда объявят станцию, чтобы выйти и побежать в институт. Карни с Ашером смотрели на меня с подозрением, я улыбалась со странным выражением лица.