Геннадий Скубилин - Записки следователя

Тогда, придя снова в милицию, обе женщины-сестры спрашивали, советовались, как им дальше поступить, спасая Веронику от возможного морального разложения.

Девушку, которой оставалось полгода до совершеннолетия, поставили в инспекции на учет. Но ни родители, ни сотрудники ИДН еще не догадывались, что Вера начала принимать наркотики. Они видели, что психическое состояние девчонки безобразное, она вся расстроенная, но не могли понять, отчего это происходит.

Итак, мы делали свою работу. Оперативные сотрудники вместе со мной, следователем, ломали голову над вопросом: «Было ли убийство или сама запутавшаяся девчонка свела с жизнью счеты, а, возможно, несчастный случай — полезла, забубенная, купаться и утонула?»

Продолжали изучать поведение девушки до исчезновения.

Известно было, что Вера приводила домой последние месяцы многих парней, подруг. Уточнив приметы, разыскиваю их. Я опрашивал соседей Молодихиных.

Татьяна Валерьяновна Быстрова, живущая рядом с Анной Алексеевной, при беседе рассказала следующее:

— Хорошо, скрывать не буду. Я заметила то, о чем не догадывалась Анна Алексеевна: в комнату к ее дочери приходили разные парни. На кухне звенели поздним вечером стаканы, тянуло дымком сигарет. Замечала, что пьет вино и Вероника. Однажды слышу какой-то крик. Выбегаю в коридор, дверь у соседей не заперта, приоткрыла ее и вижу: Вероника вцепилась в волосы незнакомому парню. В чем дело, я так и не поняла. Молодой человек убежал, а Вероника просила ничего не рассказывать матери. Это было за неделю до ее исчезновения.

Разыскали мы и Услана. Наконец-то, он сидит передо мной. На мои вопросы он отвечал как будто бы откровенно, хотя и требовалось их, конечно, проверять.

— Я хотел по-хорошему, может, и женился бы на Веронике. А она, с кем к ней ни приду, к тому и лезет. Мне говорит: побудь во дворе на лавочке, оставь нас с твоим другом. Доставлял ей кодеин, анашу. Но я ни разу не кололся, а она много раз. Стала и вино безбожно пить. К тому, что с ней произошло, отношения не имею. Последние две недели ее не видел. У Вероники появились две закадычные подруги. Одну зовут Калерией, вторую — Нонной. Живут где-то около универсама. Обе нигде не работают, да и Верка неделями не ходит в техникум.

Нас интересовали все ребята и девчата, с которыми общалась Вера в той или иной степени. На вопрос о том, кто тот парень, которого видела в постели с Вероникой ее тетка Тамара Алексеевна, Услан ответил, что это его приятель Дмитрий Чернов. Сейчас он лечится от наркомании где-то под Москвой.

Майор Спиридонов разыскал точный адрес клиники, и мы выехали туда.

Самое поразительное в этой клинике было то, что ее обитатели получили мучительные недуги по собственной воле. За эту болезнь платили еще и бешеные деньги. Нам с Николаем Васильевичем горько было смотреть на изможденных людей в недуге. Они неприкаянно в байковых халатах и шлепанцах бродили по коридорам, молчаливыми группами теснились перед дверьми кабинетов врачей.

Раньше мы стеснялись говорить о наркоманах: закрытая тема. А между тем кошмарное пристрастие получало и получило распространение. Как бы мы преуспели в искоренении дурной привычки, если бы открыто провозгласили борьбу с коварной червоточиной намного раньше.

…Остро пахнет лекарствами. Снуют взад-вперед сестры и нянечки в белых халатах среди особых пациентов, которые здесь о своих болезнях не рассказывают ничего друг другу. У всех она одна. И причины ее возникновения одинаковые: сегодня таблетку, завтра — две, послезавтра укол. И вот уже пристрастие, с которого начинается дорога в трясину, а то и в омут, если туда «ушла» несчастная Вероника.

В палате, куда нас привели, пациенты выглядели такими же, как и в коридорах другие, — жалкими, безвольными. Чувствовалось, что они переживали страшные муки: их кости, мышцы, мозг, желудок, похоже, выворачивало буквально наизнанку — организм со страшной силой требовал допинга.

Дмитрия Чернова мы пригласили в маленькую изолированную комнату. Он рассказал:

— Познакомил меня с Вероникой Услан. Ей нужны были деньги, чтобы покупать наркотики. Заглядывал к ней трижды. Платил по десятке. Последний раз у нее был с месяц назад. Однажды на нее посмотрел и понял: конченый она человек — руки исколоты, в синих рубцах. Верка вполне могла сама утопиться, вряд ли кто о нее будет пачкать руки. И все-таки покрепче займитесь ее подружками. Одну зовут Нонной, вторую — Калерией.

Уходя из клиники, мы попросили у врача-психиатра разрешения поприсутствовать на приеме больных. Хорошо бы здесь установить телекамеру и показать людям, во что превращаются наркоманы от «безобидной травки». И через стенку слышали, как визжали, вопили истошно «не хочу жить» пациенты этой «особой» клиники.

Вот в кабинет к врачу не заходит, а почти заползает с трясущимися руками, блуждающим взглядом молодой мужчина лет тридцати.

— Доктор, помоги, дай одну таблетку кодеина, потом все брошу…

Мы глядели на все это и думали: сколько же надо выдержки, терпения врачу в этой непростой клинике. А медсестры, нянечки…

Когда прием закончился, Михаил Георгиевич мог уделить нам полчаса своего внимания. Мы ему рассказали о происшествии.

— Не доверяйте этому Услану, — предупредил нас врач. — Скорее всего, он имел и гашиш, и анашу не только для себя, но и для друзей. За деньги. Проверьте его как следует. Он, видимо, пользовался тем, что девушка увлеклась им. Стал приучать ее к сильным наркотикам. Приобщив Веронику к наркотикам, Услан мог использовать ее как товар. Когда Вера оставалась без допинга, то металась в поисках денег на «лекарство». Наступала опустошающая депрессия, которая и могла стать причиной самоубийства.

По дороге домой мы с майором Спиридоновым думали вот о чем: почему не перекрыты буквально все каналы утечек из аптек, больниц, других мест сильнодействующих, и наркотических препаратов? Почему наркоманы оказались опытнее врачей, и медикаменты, отпускаемые без рецептов, при переработке умельцами становятся источником дурмана?

Еще думали об Услане. Безусловно, им совершено тяжкое преступление, предусмотренное соответствующей статьей Уголовного кодекса. Он склонял к употреблению наркотиков Веру, которой потребовалось всего два-три месяца, чтобы дойти до полной деградации. Как уязвим подросток, как стремительно укореняется в нем дурная наклонность!

Россказни Услана теперь для нас ничего не стоили. Наблюдение за ним дало новые сведения. Как паук-скорпион, он прибрал к рукам еще одну доверчивую девушку. Ее показаний было достаточно, чтобы Услана арестовать.